– Простите, Зоя Игоревна… – Яна только сейчас разглядела, что бабка и впрямь выскочила, как есть, в льняной рубашке и синем вязаном жакете. В руках она действительно держала лопату. – Я правда не знала, что так слышно. А на Леню вы зря, он – человек хороший…
– Знаю я этих хороших… Держалась бы ты от него подальше… Ох, Яночка, и напугала ты меня… – продолжила причитать бабка. – Опять, я смотрю, синяки-то под глазами… Говорила же, клади траву под подушку…
– Я бы положила, – виновато улыбнулась Яна. – Только до подушки не дошла. Всю ночь работала, так за столом и заснула.
– Ой, негоже это, негоже, – покачала головой баба Зоя. – В постели спать надо, а работать – днем. Или к тебе только ночью… эта самая… муза твоя прилетает?
– Ну… чаще ночью, чем днем.
– Ты, выходит, сова?
– Не сова и не жаворонок. Я то, бывает, днем работаю, а то ночью тянет, – объяснила Яна. – Ладно, я пойду, баба Зоя, а то Ганс у меня поводок из рук вырвет, – покосилась она на собаку. – Извините за беспокойство!
– Да ничего! – крикнула бабка вдогонку Яне. – Только траву-то под подушку клади!
– Ага, в следующий раз положу ее под коврик для мыши, на всякий случай, – пробормотала Яна и тут же вспомнила причину своего ночного бдения.
Ей так хотелось обхитрить своего невидимку, не дать ему написать ни строчки. Но Ганс разбудил ее, и она даже забыла заглянуть в главу, которую начала тогда, когда на улице уже светало.
– Эх ты, Ганс… – ласково пожурила собаку Яна. – Не дал мне даже опомниться…
Яна вдруг подумала, что ей совсем не так страшно, как было еще недавно, когда она позвонила Ольге и истерически умоляла подругу приехать. Нечто, находящееся в доме, играло с ней, нечто над ней подтрунивало. Но это нечто уже не вызывало в Яне ничего, кроме игривого возмущения, потому что происходящее начало напоминать игру в кошки-мышки. Где мышкой, кажется, была Яна…
Еще совсем недавно она так надеялась отыскать реалистическое объяснение тому, что происходит в доме, но сейчас ей казалось, что оно никогда не отыщется. А если отыщется, то все произойдет как-то само собой. И вряд ли будет иметь отношение к реальности, сколько бы Яна этого ни хотела. Во всяком случае, утешала себя Яна, чем бы ни было это нечто, возомнившее себя гениальным творцом, оно позволяет ей не чувствовать себя одинокой. Ведь в чем-то Ольга Половцева права – она, конечно, не сова в дупле и не синий чулок, но отшельница. Отшельница, по собственному желанию оторвавшаяся от мира.
Лет в двадцать подобные рассуждения привели бы Яну к мысли, что все это до крайности романтично. А теперь, в тридцать с хвостиком – впрочем, Яне всегда представлялось ужасно пошлым скрывать свой возраст, и она честно признавалась в том, что ей уже тридцать три, чему, правда, никто не верил, – она могла лишь горько улыбнуться и утешить себя мыслью, что внешний мир все-таки есть. Есть и баба Зоя, и бомж Леня, и продавщица в деревенской палатке, которую местные гордо именуют магазином…