От неожиданности лекарь трусливо подпрыгнул и выронил ветку, тут же зашипевшую и выпустившую предсмертный дымок. Темнота обступила Герона со всех сторон, повергая в ужас.
Поскальзываясь на разбрызгивающих смрадные ошметки травах, лекарь осторожно спустился к ручью, ориентируясь исключительно на ропот неспешного потока. Здесь воздух очистился, и Герон, наконец, позволил себе снять повязку, чтобы вдохнуть полной грудью, впрочем, тут же подавившись.
– Кто здесь?! – раздался из темноты испуганный выкрик, и со страху Герон покачнулся, едва удержав равновесие.
– А ты кто?
– Сначала ты! – дознавался тот, кто прятался в темноте.
Тут сквозь ветви плакучей ивы закрутившийся юлой Герон разглядел огонек факела.
– А вдруг ты враг? – пролепетал лекарь.
– А так бы я и разговаривал с тобой, – почти оскорбился собеседник.
Герон затрясся пуще прежнего и отступил на шаг, готовый броситься наутек.
– Я умею колдовать! – на всякий случай пригрозил он, понятия не имея, с какого конца браться за заклинания.
– А я умею мечом рубиться! – Огонек сверкнул, перемещаясь.
С хрустом из сени ивы выступил высокий мощный воин, держа над намыленной лысой головой факел. Вид у рыцаря был престранный, и мыльная пена сползала на глаз, отчего воин прищуривался и страшно кривился. Признать в нем Нибура не смог бы и хорошо видящий человек.
– Герон, ты, что ли? – узнал рыцарь отрядного лекаря.
Тот только мелко закивал патлатой седой головой, очки скособочились, когда от усердия у Герона одна дужка соскочила с уха.
– Чего по темноте бродишь? – нападал на него воин.
– Факел уронил, – поправив очки, пожевал тот губами, и, осторожно ступая, направился к воде.
Нибур рассеянно следил, как лекарь неуклюже склоняется над ручьем. Поскользнувшись, Герон едва не утопил котелок и, чудом выловив, замочил порты.
– Слушай, Герон, – Нибур светил факелом, чтобы горемыка беспрепятственно выбрался на берег, – Бигдиш говорил, что у тебя какой-то чудодейственный порошочек есть. Ты, мол, его намазал ему лицо, и у него теперь борода не растет.
– Из-за этого дикаря, – фыркнул Герон, припоминая давнюю обиду, – я, между прочим, провел в мешке почти пять дней. Никакого уважения к науке!
– Герон, уважь, – взмолился Нибур, – намажь мне голову, чтобы и у меня волосы не росли.
Герон как-то странно оживился, на сухом птичьем личике мгновенно расцвела улыбка безумного, непризнанного гения, отчего у рыцаря нехорошо подвело живот.
– С удовольствием, господин, – пропел лекарь, воспрянув, – с превеликим удовольствием. Рад, очень рад слышать, что уважаемый рыцарь заметил зерно добра в скромных плодах моих исследований.