Громовой врезал мне в висок, и я отлетел назад, взбрыкивая ногами.
Ага.
Заметить для памяти: нельзя вырубить сердце тому, кто уже подох.
А что это я так смеюсь? Кажется, мне выбили пару зубов. Вот умора…
Нет, с чиарангом надо завязывать.
Я поднялся на колени, меня все еще трясло от хохота. Сейчас постою секундочку, отсмеюсь, и врежу ему кулаком по коленной чашечке. Грязный прием, научил один степной гоблин.
Кости же у волшебника должны поломаться, неважно, живой или дохлый, да?
Как же это смешно… Надо рассказать Фредди Арбатноту, – то-то он обхохочется.
Хрясь!
Громовой вырос рядом со мной, и его кулак врезался в мой затылок. Как это могло случиться? Я ведь двигаюсь гораздо быстрей него, и вообще, я в отличной форме…
Веселуха…
Мертвый волшебник ударил меня ногой в грудь. Я упал навзничь. Его сапоги были пропитаны лавой; моя рубашка вспыхнула, – не спасли даже эльфийские руны, – кожа стала дымиться.
Больно…
Словно мозг заживо вытащили крючочками через ноздри…
А я и забыл, как быстро наступает отходняк после чимаранга.
И как это страшно.
Нет, больше никогда, никогда.
Я выпрямился.
Громовой врезал мне в челюсть, но я даже не почувствовал. Не потому, что я такой уж герой, – просто от чимаранга меня скрутило узлом, и никакая новая боль уже не смогла бы меня достать.
Когда все плохо, а ты почему-то еще не умер, – рано или поздно, ты доползешь до черты, за которой страдания потеряют смысл.
И каждый новый удар будет только тебе на пользу.
Я упал на колени. Не было ни страха, ни ярости, ни отчаяния. Просто пустота, и спокойная мысль о том, что рано или поздно судьба сдаст мне нужную карту.
Так всегда бывает.
Громобой ударил меня кулаком по шее. Я тяжело рухнул на четвереньки. Изо рта снова полилась кровь. Интересно, сколько там ее еще осталось во мне?
Чародей врезал мне сапогом в живот.
Я охнул, меня подбросило и перевернуло на спину.
Кажется, два ребра сломаны. Или три. Но кто считает?
Мои пальцы вдруг ощутили что-то холодное и шершавое. Это оказалась лапа мантиспы, с острым лезвием на конце. Идеально. Нет, я выбрал бы другую, когда бы был, как ты, поэт, – ту, что с большой тяжелой клешней. Но и эта сойдет.
Я отломал ее, – откуда только силы взялись? Может, по моим жилам все еще бродили пары чимаранга, или боль заставила позабыть, что даже у темных эльфов есть свой предел.
К слову, я давно его пересек.
Громобой стоял в нескольких футах от меня, и в его правой руке полыхал орб раскаленной лавы.
– Ты останешься здесь, вместе со мной, эльф, – сказал чародей.
Я поднялся на ноги.
Удар.
Он не успел увернуться, и даже не понял, откуда у меня оружие.