— Плевать с высокой башни жеваной морковкой? — весело предположил Лакс, процитировав тронувшую его сердце свежую фразу, и сам склонил голову пониже, чтобы моей руке было удобнее бродить в его волосах.
— Точняк, — промурлыкала я и полюбопытствовала: — Кстати, а как выжил то? Веревка оборвалась, или помиловали?
— Дождешься от них милости, как же. Оборвалась, — раскололся вор и как кот медленно потерся щекой о мою ладонь.
— Это все потому, что кто-то очень предусмотрительный там наверху знал, ты мне еще пригодишься! — наставительно заявила я с шутливой важностью.
Удивительно, но Лакс принял мои слова за чистую монету:
— А, может, и так, — согласился парень.
Я почти физически чуяла, какое огромное облегчение Лакс испытывает от признания и сознания того, что ему больше не придется скрывать от магевы явные знаки своей бурной жизни.
— Теперь-то ночь откровений завершена, и мы будем спать? — жалобно заканючила я, рука выскользнула из волос рыжего и бессильно упала на ковер. — Магевам, знаешь ли, приятель, тоже необходим отдых, для восстановления жизненных сил и подзарядки аккумуляторов, — сложное слово далось с трудом, язык ощутимо заплетался, — а то колдовать завтра не смогу или чего-нибудь такого наколдую, что крупно жалеть придется.
— Доброй ночи, Оса, — умиротворенно пожелал мне Лакс, отползая к своим подушкам. — И спасибо! За все спасибо!
— Пжлста, — с трудом выдавила я из себя и отключилась окончательно и бесповоротно, окунаясь в темный простор сновидений, где ослепительно ярко сверкала Цветная Радуга, смеялись эльфы, выплясывая зажигательный рок-н-ролл на развалинах, нет, не часовни, Тени Ручья, Лакс азартно вертел в руках веревку с петлей на конце и пытался набросить на меня. Фаль, размером с добрую корову величественно парил над всем этим безобразием и кидался в танцоров громадными кусками пастилы.
В розетку реальности меня вставили только утром, и первое, что я услышала над ухом, было звонкое конское ржание. Нет, наши лошади так заливисто ржать не умеют. В этих звуках было веселье и явная, пусть и не злая, издевка. Я разлепила веки. Глаза в глаза на меня смотрел жеребец. Даже не заглядывая ему под брюхо, я в первую же секунду совершенно точно поняла, что жеребец. Такой дерзкой морды у уважающей себя кобылы быть просто не могло. На меня пялился яркими оранжево-черными — полосато-лучистыми — зенками рыжий конь с черным пятном вокруг правого глаза, придававшим ему закончено хулиганский вид. Будто подрался, получил копытом в лоб, а вылечиться не успел. Длинная черная грива, заплетенная в крупные косички, спускалась мне на грудь и безжалостно щекоталась.