Скоро я понял, что канцелярская работа не по мне, попросился в строй и вскоре получил распоряжение командующего ВДВ: мне надлежало отправляться в Уссурийскую воздушно-десантную бригаду, из-за отсутствия вакансий командиром взвода связи. Оттуда несколько раз ездил в Таджикистан на боевые операции. Однажды, когда уезжал, оставил свою квартиру знакомому. Приезжаю: дома дым коромыслом, крик, шум, короче, драка. Впоследствии оказалось, что еще голову соседу разбили. В общем, командованию доложили, что у Капитонова пьяный дебош в квартире, и, хотя я был к нему непричастен, объявили выговор с занесением. В принципе, сам виноват, конечно, не пускай в дом кого попало. С этого случая в моей жизни и началась продолжительная черная полоска… Может, озлобленность какая во мне появилась или что, но все пошло наперекосяк. Во время прыжков солдат один прыгать не хотел, я его пнул. Он приземлился, конечно, как надо, но пожаловался. Ну, и меня спросили, в чем дело. А я как раз свой 245-й прыжок отмечал, ребята мне пиво принесли, ну и уволили меня по дискредитации звания служащего… Приехал в Якутск. Снова старая волынка: ни кола, ни двора, ни денег. До октября проходил в летней форме, попросился в МВД, в ОМОН. И меня взяли. Начались командировки в Чечню. У меня их было четыре. Чечня от Афгана отличалась. Если в Афганистане было много боевых рейдов, то в Чечне мы больше охраняли себя. Но война есть война. И это всегда страшно. Очевидно, учитывая опыт прошлых лет, после командировок стали давать 25 дней на реабилитационный отдых. А потом меня списали, и я в неполные тридцать стал пенсионером… Когда узнаю, что наши опять едут в Чечню, я готов молиться — хоть Богу, хоть черту, пусть только вернутся, только живые, здоровые! Я знаю, что не смогу повлиять на ситуацию, и больно, так больно, что чувствую непонятную вину. Они там, а я… Я здесь и ничего не могу сделать. Больно за Рыжикова, которого я знал лично, больно за молодого парня Голомарева, которого я не знал никогда и уже никогда не узнаю…
— Была ли у тебя ненависть к врагу?
— Какая ненависть… Снайпер убил моего друга, а может, в прошлом бою я убил его брата… На войне все несколько абстрактно, как при игре в солдатики. Я успокаивал себя так: убиваешь не ты, ты просто нажимаешь на курок. Страшно, когда приходится убивать рукой или ножом. Тогда пахнет кровью, — она впитывается в одежду, и еще долго потом преследует запах крови, не может выветриться.
— А если можно было повернуть время вспять, ты бы прошел все заново?
— Нет. Если бы у меня был сын, он бы обязательно служил в армии. Сейчас в армию попадают практически необученные люди, толком не державшие автомат. Он бы умел все, но служил бы в мирной армии. А я всю жизнь пытался что-то доказать всему миру. Ну и что я доказал? Когда уходил на пенсию, понял, что ни мне, ни кому бы то ни было это не было нужно; самоутверждаться можно не только на войне… Но думаю, что нигде я не нашел бы такой настоящей мужской дружбы, как там. Когда ушел, грешным делом подумал, что меня забыли. Оказывается нет. Нашему республиканскому комитету воинов-инвалидов в этом году исполняется пять лет. Мне бы очень хотелось от себя лично и от всех, кому они помогли, поблагодарить председателя Сергея Анатольевича Шкуренко, заместителя Василия Вендюка, зам. командира ОМОНа Василия Острелина, председателя ассоциации боевых действий Николая Гребенникова и Ульяну Григорьевну Алексееву, работающую в санчасти МВД, невропатолога Любовь Николаевну Приходько. Большое спасибо вам!