— Я их не вижу!
— Стреляйте! И смотрите внимательно! — снова обращаюсь к экипажу.
— Командир, доверни машину вправо на тридцать, — просит Баглай, — чтобы вести прицельный огонь.
— Не могу! Нарушу строй! Штурман, стреляй!
Баглай ведет огонь из нижней установки. Длинной прицельной очередью бьет по «фоккеру» Сторожук.
— Молодец! — хвалю я его. Смотрю на «фоккеры». Тупоносые. А с хвоста такие же худые, как «мессер».
После короткого поединка пулемет Сторожука замолкает. Из-под правого мотора самолета Вишнякова, из щели, образованной нижним капотом и мотогондолой, показался небольшой язык пламени. Я и Болдырев, не нарушая строя, ведем свои самолеты.
Вдруг загорается и самолет Болдырева. Борис уходит влево к берегу на вынужденную посадку.
— Не могу достать гада! На стволе дымит смазка! — ругается Баглай и прекращает стрельбу.
Гитлеровец, пилотирующий «фоккер», очень опытный. Он хорошо знает секторы обстрела пулеметов Пе-2. Знает и то, что три сбитых русских самолета — виза на длительный отдых. Он очень старается. Но он еще не знает, что Сторожук уже дал ему другую визу. Мне отчетливо видна тоненькая, как веревочка, струйка дыма, которая тянется за хвостом «фоккера». Но гитлеровец, очевидно, не замечает, что его самолет подбит.
Взмыв вверх и выполнив переворот через левое крыло, он бросается на меня. Надо скорее развернуться вправо! Но что с командиром? Я вижу, что его горящая машина летит в прежнем направлении. У меня не хватает духа бросить Вишнякова, хотя знаю, что помочь ему ничем не смогу. «Фоккер» снова дает очередь, теперь ужо по нашему самолету. Я весь сжался. Снаряды и пули (будто лупит кто-то дубинками) часто барабанят по левому борту машины. Резко разворачиваюсь к берегу и вижу, как, отвесно пикируя, проносится мимо объятый пламенем и дымом «Фокке-Вульф-190».
В это время и машина Вишнякова падает в море. Воздушный бой резко оборвался.
Мы одни над этой кажущейся бездонной водной стихией. Горит консольный бак моей машины. Уходит назад черная полоса дыма. Фриц ударил и по левому мотору: стрелка, показывающая давление масла, подошла к нулю. Быстро поползла вправо, на повышение, стрелка термопары. «Надо дать полный газ. И садиться на фюзеляж в Байдарской долине», — мгновенно созрело решение. Правда, поврежденный мотор работает без смазки, но другого выхода нет. Полный газ! Потяни еще немного, браток!
Впереди слева виднеется Балаклава. Вижу каменистые гребни гор. Сейчас они кажутся неприветливыми. Молча, сжав зубы, выполняю принятое решение. Тоскливо смотрю на море, на волны, которые с высоты кажутся очень маленькими. Бак горит уже слабо — выработан бензин. Но совсем рядом с пламенем — левый элерон, обтянутый авиационной перкалью и покрашенный легковоспламеняющейся эмалитовой краской. Помню я и о том, что пары бензина могут взорваться…