Шопен уехал в армейский госпиталь лечить уши. Чтобы легче было добраться до госпиталя, Дима взял с собой карту-двухкилометровку. Мы уже знаем: когда он вернется в полк, то вся обратная сторона карты будет исписана стихами. Почитаем!
На задания я летаю теперь с Воиновым Сашей. В одном из вылетов на разведку, когда была уже набрана высота три тысячи метров, у штурмана, как бы невзначай, вырвалось:
— Тьфу, черт!
— Что с тобой? — спрашиваю его.
— Да боюсь тебе говорить. Ругаться будешь.
— Забыл что-нибудь сделать перед вылетом?
— Нет, парашют распустил нечаянно, — виновато отвечает штурман.
Ничего не говоря Воинову, убираю газ и круто планирую на посадку.
— Командир, что случилось? — кричит Баглай.
— Все хорошо, Петя, просто у Саши парашют распустился.
— Ты на посадку? — подступив ко мне, спрашивает Воинов.
— Да! Я быстро… Сядем, наденешь другой, и полетим на задание.
— Нет, не надо! Набирай высоту и держи курс к линии фронта!
Я нехотя дал газ, перевел машину в набор, но распущенный парашют Воинова не давал мне покоя.
— Сашок, давай все же сядем.
— Нет, не надо: набирай высоту и иди к линии фронта. Ерунда, все будет хорошо!
— Тогда свяжи хоть купол стропами, чтобы не вырвало парашют из кабины.
— Это можно.
Вижу: он снял с себя подвесную систему и начал аккуратно заматывать белый шелк.
К счастью, полет наш прошел благополучно. Но я подумал тогда о Воинове: «Какой решительный и смелый товарищ. Главное для него — выполнить боевое задание. С таким можно воевать!..»
Когда я летал над Украиной, много раз пересекая могучий Днепр, то часто вспоминал знаменитое гоголевское — «Чуден Днепр…» Он действительно чуден, если смотреть на него с высоты птичьего полета. В Белоруссии своя главная река — широкий привольный Неман. Он так же прекрасен, как и Днепр. Сейчас, перелетая через широкую голубую ленту, мысленно произношу: «Здравствуй, наш родной Неман! Вот какой ты красавец! Встречай своих освободителей!..»
— Коля, а Неман такой же, как Днепр, только чуть поуже. Правда, белорус? — спрашивает Воинов, словно подслушав мои мысли.
— Да, Саша. Смотрю вот на родные места — так и хочется смазать фашистам «мокрай трапкай по бруху». Когда мы, гомельские, учились в Тамбовской школе и смешивали белорусскую мову с русским языком, то москвичи и ленинградцы быстро научили нас говорить правильно!
Я поворачиваюсь к нему и вижу его не закрытые кислородной маской веселые глаза.
— Сашок, спроси у Петра, хорошо ли у него кислород подается?
— Баглай, как себя чувствуешь? — спрашивает Воинов, нажав кнопку самолетного переговорного устройства.