— Ма-ры-сю!.. Не стжеля?..
— Уж будто не слышите, — спокойно, не поворачивая головы, отвечала молодуха. — Стреляют. Но далеко. Вы спите, мамо.
— Правда, мамаша, вы бы ложились спать. Охранять— это уж наше дело, — проговорил из сеней рядовой Ромейко. Он вышел на смену часовому, потянулся, задрал голову к небу и проговорил:
— Как его вызвездило! Едрит-т-т… — и стал уходить от хутора.
— А тот высокий, почему такой? — спросила Марыся.
— Какой?
— Не пойму!..
По-настоящему высоким здесь был один лейтенант Кожин, и я сразу понял, что она спрашивает о нём. За какой-нибудь неполный месяц его как подменили: осунулся, постарел и начал держаться отдельно от всех. В редкие свободные часы он всё-таки наведывался ко мне, но говорили мало и всегда о событиях далёких, малозначительных.
Я спросил:
— Ты когда ушла из Барановичей?
— Нас погнали оттуда, — она вспоминала, — … в среду, второго марта.
— А мы как раз подходили к Волочийску. Грязь непролазная. Автомашины зарылись по самые кузова. Танки, и те еле ползли…
— Мы тоже. Каждый сапог — полпуда, — подтвердила Марыся.
— Вот его подругу там, у сахарного завода, и …
— Насмерть? — спросила она.
— Жива. Только с ногами совсем плохо. И еще одно ранение, вот сюда — я показал место на её руке выше локтя, но Марыся не отстранилась, даже чуть попридержала мою руку.
— О-о-о-й… — сочувственно с перехваченным дыханием выговорила она.
Две трассирующие очереди взмыли в небо, как бы извещая о наступлении ночи и справляя поминки. Впереди в темноте послышались шаги. Это возвращался Виктор Ромейко.
Охраняя, он прогуливался туда-обратно. Осторожно спросил:
— Товарищ лейтенант, а, товарищ лейтенант?
— Ну?
— Вы про неё?
— Про неё.
История с Тосей лежала тяжёлым бременем на душе каждого из нас, и почти все считали себя в чём-то виноватыми. Тут мнений было больше, чем спорщиков.
Я зашёл в сени, прикрыл за собой дверь. Чиркнул спичкой. Вышел с зажатой в кулаке сигаретой и сел на прежнее место чуть плотнее прежнего — наши плечи и бёдра соприкасались… Быстро холодало, но уходить в хату не хотелось — это уж точно. Марыся спросила:
— Ну, а как там дальше было?
— Дальше этот длинный вернулся с задания. Кожин. И…
Снова появилась старшая хозяйка. Я ждал, что она спросит, стреляют или нет, но она подала дочери домашнюю телогрейку, а мне положила на колени шинель. Она громко поблагодарила Бога за то, что стрельба утихла. Её слова отозвались во мне тревогой. Тишина начинала казаться подозрительной. Старуха снова ушла в хату. Я натянул на плечи Марыси телогрейку, шинелью прикрыл её и свои ноги.