Иван стал какой-то рассеянный, вопросов больше не задавал, начал мурлыкать себе под нос; он даже не спросил, как в первый день она нашла себе ночлег в городе, как поначалу устроилась.
— У тебя не припасено? — ни с того ни с сего спросил он.
— Сальцо есть, хлебушек, огурцов-капусты у хозяйки спросим, — захлопотала она.
— Да не-ет, — раздосадовался Иван.
— Тебя ж за это… — она даже испугалась.
— Моя забота, — и достал из кармана две сложенные пятерки.
— Сиди уж, — Мария денег не взяла, побежала к хозяйке, та к соседке, и принесла под платком бутылку, заткнутую газетным катышем.
Иван сидел и ждал, а когда жена все приготовила и позвала, встал, одернул шинель и пошел в дом. Пилотку он снял, раздеваться не захотел.
— Ты чего это как на походе, — упрекнула его Мария. — Успеешь еще.
Она догадывалась, отчего он такой пасмурный, но виду не показала.
Выпили по первому разу. Мария налила себе половину лафетника и отпила немного вместе с мужем, а хозяйка наотрез отказалась. Иван закусил огурцом, малой скибочкой сала, отломил от горбушки и налил себе вторую. Самогон был неплохой, но Иван против обыкновения не хвалил. Выпил вторую и совсем помрачнел.
— Чегой-то ты какой смуротный… — начала Мария, но тот ее перебил:
— Я-то что? Гляди, чтоб у тебя нога не подвернулась.
— Да будет, — улыбнулась она, — ты про что разговор ведешь?
Иван снова налил и выпил. Сидел и ковырял вилкой стол.
Еще не подошел час окончания увольнительной и можно было поговорить еще, но он сказал сухо:
— Пора мне.
— Так я тебя провожу, — пошла с ним Мария.
Бутылка так и осталась недопитой. Вечерело по-осеннему тяжело и быстро. Перед построением на вечернюю проверку Лозовой учуял запах самогона и проговорил шепотом:
— Ты, Татьянников, смотри. Нарвешься. И тогда прощай увольнительная. До самой отправки.
— Это я сдуру, — признался Иван. — По правде говоря, я ее не терплю совсем.
На дворе труба заиграла «отбой», команду дублировали дневальные. Татьянников пробурчал что-то с неприязнью и резко развернулся вокруг себя — потревожил все отделение. За несвоевременный разворот сосед ругнул соседа, а Иван произнес с тяжелым вздохом:
— Воевать пора. А то…
Даниил думал: «Почему?..
В отдаленной, выдуманной жизни девушки были такими непостижимыми, а женщины — то неизъяснимо загадочные, все время уходящие куда-то, то открыто зовущие (но это в книгах и кинофильмах), то облагороженные, доведенные до совершенства всеми гениями мира. Может быть, они такими и были на самом деле, по замыслу и предназначению? Но в обыденной жизни тут концы с концами не сходились».