…но каким-то столь же невероятным чувством, каким-то натянутым нервом — Боже уловил этот выстрел.
Именно этот.
* * *
Полковник Кологривов сидел на ящиках из-под мин. Налившиеся кровью глаза командира дроздовцев выражали невероятную муку, на дрожащем горле верёвками натянулись жилы. Санитар, заматывая лицо офицера быстро промокающими бинтами, бормотал:
— Ну вот и всё… вот и отлично… а теперь в госпиталь… а там соберут, там хоть из кусочков соберу-ут, не волнуйтесь, потерпите ещё чуть…
В какой-то степени Кологривову повезло, если можно назвать везением одно из самых пакостных ранений — челюстное. Он лёжа наблюдал в бинокль за тем, как стреляют его пулемётчики. Прилетевшая справа пуля распорола полковнику правое запястье, раздробила нижнюю челюсть, повредив язык и вогнав в тело обломки зубов.
— Вот, — надсотник Хвощёв подал Боже окровавленную пулю. — Прошла навылет и срикошетировала о камни. Я подобрал случайно.
— Угу, — Боже покатал пулю в грязных пальцах. — Точка триста. Справа, значит…
— Справа, — кивнул надсотник, — и прямо в цель. Пять сантиметров щель, а он попал… Слушай, — лицо офицера вдруг стало злым, он заломил на затылок вишнёвый с посеревшими нитками когда-то белых выпушек берет, — ты собираешься его убивать, братушка херов, или просто так — мамон налёживаешь?!
Боже спокойно встал и пошёл прочь. Хвощев догнал его, схватил за плечо:
— Я тебе вопрос задал, боец! Он ранил нашего командира!
— Приготовьтесь к тому, что это не последняя жертва, — черногорский акцент делал речь Боже, который так и не повернулся, рокочущей и странноватой. — И уберите руку, пожалуйста. Мне надо идти.
— Только и можете — корчить из себя суперменов, снайпера! — Хвощёв тряхнул не сопротивляющегося парнишку. — В конце концов, он и твоего отца убил! Делай что-нибудь — или проваливай, пусть этим займётся кто-то из наших!
— Я ваш, — Боже спокойно улыбнулся. — И вам придётся смириться со мной. А делать «что-нибудь» я не собираюсь, потому что я доложен его убить. Рисковать собой я тоже не собираюсь. Я дороже любой из ваших полусотен.
В тот же миг Хвощёв сильным ударом сшиб его с ног — и мгновенно остыл, как остывают почти все русские, поняв, что совершили что-то несправедливое. Дружинники, замершие на миг, незамедлительно постарались сделать вид, что ничего не случилось. Полковника уже отвели в тыл. Надсотник тяжело дышал, сжимал и разжимал кулаки; лицо его было растерянным.
Боже поднялся, потёр скулу и флегматично сказал:
— Ну, я пойду.
Пулю из руки он так и не выпустил.
* * *
Оболочка точки триста прорвалась, высунулся твёрдый сердечник. Боже хмыкнул — это ему вдруг напомнило член в боевом положении. Разворотила челюсть, прошла насквозь… До позиций дроздовцев было шестьсот метров. Различить на таком расстоянии через пятисантиметровую щель человека и попасть ему в голову — это больше чем превосходно.