Отдав в ответ честь, Верещагин быстро окинул взглядом паренька. Довольно высокий, в полувоенной форме (перешитой из НАТОвской) со знаками различия звеньевого отряда имени Героев Обороны, под курткой — красный галстук. Мальчишка был русый, сероглазый, и Верещагин, опустив руку после приветствия, сказал — сам не знаю, зачем, может быть, чтобы рассеять чувство неловкости — Димка глядел на него удивлённо, что было, в общем-то закономерно: «Дядя, а что вы тут делаете?»:
— Я знакомый твоей мамы, — и начал спускаться по ступенькам. Но мальчишка сказал вслед — без удивления, радостно скорее:
— А я вас узнал… сразу… почти сразу.
Надсотник удивился. Его фото было, конечно, в «Русском знамени», и не раз. Но таких как он офицеров были десятки. И их фото тоже печатались, так с чего мальчишка запомнил именно его?
— Откуда? — спросил Верещагин, оборачиваясь.
— А у мамы есть ваш портрет, — сообщил мальчишка спокойно.
* * *
Елена всё ещё сидела в кресле и удивлённо подняла голову, когда надсотник вошёл в зал — тяжело дышащий, словно после долгого бега. Из прихожей раздался голос сына: «Ма, я пришёл!» — но женщина сейчас этого не слышала, потому что Верещагин спросил:
— Где он? Покажи.
— Что показать? — спросила она устало, поднялась.
— Портрет, — ответил офицер, не сводя с неё глаз.
* * *
Длинноволосый мальчишка, опиравшийся локтем на парапет спуска, придерживал другой рукой на бедре красную спортивную сумку с надписью СССР. Светлую просторную безрукавку, пятнистые штаны, белыё лёгкие туфли — свою тогдашнюю одежду — надсотник узнал сразу. А потом вдруг узнал и лицо, которое сперва показалось ему незнакомым.
— Это я, — сказал Верещагин, ощупью садясь в кресло. — Да, это я.
— Я рисовала по памяти, — сказала Елена. — Через год.
— Муж… видел?
— Да. Но он был не ревнивый, и потом… это же смешно было — ревновать к мальчишке. Я сказала, что это мой знакомый. Со школьных времён. И он больше не спрашивал.
— Лена, — сказал Верещагин, вставая. — Послушай… я голодный. У тебя ничего нет поесть?
Он хотел добавить, что потом занесёт паёк. Но не стал.
Несколько секунд женщина молчала. Потом кивнул и вышла.
Какое-то время офицер смотрел на портрет. Потом обернулся, почувствовав присутствие в комнате человека.
Мальчишка Димка — босиком, в спортивных трусах и рубашке, на которой по-прежнему был повязан галстук — стоял в дверях. Не меньше полуминуты мальчишка и офицер смотрели друг другу в глаза.
— Послушай… — сказал Верещагин. — Ты не думай. Я не навязываюсь тебе в отцы… — лицо мальчишки дрогнуло. — Просто… можно я буду приходить… иногда? Не только к маме. К тебе тоже. Можно?