Всхлипывающий человек брёл через поле по бёдра в снегу. Вспахивал целину, как уставший плуг, оставляя за собой глубокую чёрную борозду. Останавливался через каждые несколько мучительных шагов, тяжело, со свистом дышал — и тогда мокрые волосы, выбившиеся из-под отороченного мехом капюшона белой парки тут же схватывал лёд. Человек хрипел и брёл дальше, по временам падая. Упав, он долго и медленно возился в снегу, вставал. Снег сыпался с него, сухо и враждебно шурша.
Четыре часа назад он ехал в колонне, в тёплом салоне «Кугара». А потом… потом… что было потом — он не очень помнил. Взрывы. Крики. Выстрелы. Мелькание теней, вспыхнувший огонь… Он успел вывалиться из машины за несколько секунд до того, как молодой оскаленный парень — с непокрытой головой — с обочины всадил в «Кугар» гранату и захохотал.
Человек был солдатом. Но в тот момент испытал такой страх, что бросил винтовку и побежал в поле. Его не заметили. А он бежал, падал, полз, вскакивал, опять бежал — а сзади грохотало, ревело и выло, взрывалось, горело…
Но он уже давно не слышал отзвуков боя на дороге. Вот уже три часа кругом был только снег, только мороз, только смеющаяся над ним — как тот парень на дороге — луна в призрачном небе.
Мороз… Он — родившийся и выросший во флоридском Орландо — никогда не мог представить себе, что может быть такой мороз. Что может быть такая страшная луна. Что может быть такое ужасное белое поле. Что всё это вообще может случиться с ним!!!
— Будьте вы прокляты… будьте прокляты… — шептал он, размазывая рукавицей слёзы (рукавица давно залубенела от льда, щёки и нос у него были отморожены, но он этого не замечал). Он и сам не знал, кого проклинал. Не русских, нет…
Священник говорил, что в аду вечный огонь. Но он теперь знал — знал точно! — что в аду есть только снежная равнина со смеющейся луной над ней.
Он снова упал и пополз. Пополз, утопая в снегу. Потом заставил себя встать на колени и двигался так, пока не услышал…
Под лыжами пел снег! Люди! Он обернулся и не испытал ничего, кроме радости, увидев, как по полю к нему стремительно приближаются — словно летя над снегом — два человека. Он попытался встать с колен, но не смог и просто замахал руками, сорванно крича. Это могли быть только русские. Но пусть. Пусть они — лишь бы не это кошмарное поле…
Легко бежавшие на охотничьих лыжах люди — в белых накидках, горбящихся на рюкзаках, в ушанках, с висящими поперёк груди «калашами» — остановились около плачущего солдата, стоящего в снегу на коленях.
— О, ещё один, — сказал молодой парнишка, улыбаясь. — Далеко уполз… — и перекинул в руки, ловко сбросив с них повисшие на петлях рукавицы, автомат. Его спутник — уже пожилой, усатый — наклонил ствол вниз и сказал: