– И что, все так и помирали? – спросил Молокович.
– Бежали некоторые. Назад привозили клочья мяса, растерзанного овчарками. Нас оставалось шестьдесят, и за то, что мы в лагере «старики», нас по-своему уважали. Поручили нам работу между рядами колючей проволоки. Мы – все шестьдесят – навалились на пулеметную вышку: наклонилась, падает, часовой строчит из пулемета, вопит, и все это – на проволоку с высоким напряжением. Кто еще ушел, не знаю, мы втроем бежали, потом остался я один…
Взвод ночует в колхозном гумне. Холода начинаются, но под крышей, да в соломе (чья она – теперь про это не спрашивают), да если теплая спина товарища – лучше и не надо. Один комвзвода живет в деревне. Утром Толя побывал в доме «учителки», где всегда останавливался Волжак. Большой пустой двор, на крыльце женщина стоя чистит картошку. На ней новое платье и старенький передник.
– Зайди, Андрюша уже встал.
Волжак лежит на диване, обутые ноги – на подставленном стуле. Глянул из-за корешка книги.
– А, Толя!
Хозяйке, которая внесла чугунок в хату, сообщил:
– Значит, почти всего «Онегина» на память.
Неужели Волжаку это может казаться важным? Толя сказал, что пригнали из отряда танкетку.
– Значит, пахнет жареным. Хорошо, сейчас иду.
Танкетку поставили в гумне: ворота позволяют, рассчитаны на трактор. Танкиста Леньку просят:
– Не сожги нас в этой соломе с белыми и черными вместе…
Толя зарылся в солому поглубже, надышал, согрелся и уже, кажется, задремал. Проснулся и услышал веселый голос Носкова:
– А знаешь, командир, и я пойду. Заждалась теща.
– Не на блины, в секрет посылаю.
Послушать этого Носкова, так у него в каждой деревне – тещи, невесты окна насквозь проглядели.
– Вспори еще одного.
Кажется, Савося нащупали. Вывалился из соломы и Толя:
– Я не сплю.
– Полезай назад, – сказал Волжак, – хватит троих.
Третий – Жгун, новичок, стоит молча. Здоровенный, чем-то похож на Фому Ефимова. Недавно его и еще десять человек Кучугура переманил из РОА[11]. На Жгуне и сейчас мундир власовца.
Втроем – два силуэта помельче, один крупный – уходят к тускло сереющему широкому проему ворот. Гумно длинное: долго и далеко уходили трое, задержались в воротах, вспыхнула зажигалка, потом – будто сгорели – пропали все трое.
– Раз уж вылез, подмени дневального, – сказал Круглик и ушел с Волжаком.
Толя выбрался из гумна. За углом – согнутая фигура Бобка. Далеко не отходит, смену поджидает. Но если есть с кем покалякать, старик готов и еще два часа простоять. Сразу начал о том, что дожди, что холода, зима скоро.
– Как гадаешь, скоро фронт через Березину перевалит?