– Запалов не видел? Желтые такие карандашики.
– Нет, не видно там.
Оказывается, не такая это ценность, если без запалов. Толя не выдержал, сказал и про две винтовки, и про цинки с патронами.
– У нас все есть.
– У кого это?
– Ну, у нас с Минькой.
Павел вдруг погас, точно вспомнил о чем-то.
– Не лезьте вы в дела эти.
Что это он, от мамы научился?
– А где у вас? Забрать надо, а то попадетесь еще.
– Я скажу Миньке.
– Нет, нельзя. Не говори.
Толя колебался. Но товарищеская солидарность и общая тайна мало значили там, где кончалась игра и начиналось настоящее. А тут было уже настоящее.
Жизнь в Лесной Селибе шла своим чередом. В домах, которые поближе к шоссе, разместились на постой офицеры. Павлу с Маней пришлось перебраться в комнату к старикам. В зале засел немец в черной форме. Его сразу так и прозвали: «черный». На кухне сделалось тесно от необычайно подвижного переводчика-познанца. Он день-деньской варил и кипятил что-то черному немцу и его овчарке. С поваром-переводчиком бабушка скоро поладила. Дедушка над ней посмеивался:
– Шляхта моя застенковая хоть наговорится с паном. А то век с мужиком промаялась.
– И правда, что мужик, – отмахивалась бабушка, – эт!
– Как ты промахнулась так, мати, что за мужиком свековала?
– Бо молодая, дурная была.
У бабушки уже было двенадцать детей, когда, овдовев, она выходила за «мужика», но это в расчет не берется.
– Поучись у этого, как панам готовить, и нам слаще чего сделаешь, – советует дедушка.
А любопытного много. Пока «черный» сидит, запершись с собакой (хоть бы урчали там, а то – ни звука), денщик-познанец разливает очередную порцию еды хозяевам, а чтобы не слишком обжигало им нутро, он воровато помешивает пальцем в тарелках.
– Цо пан роби? – поражается бабушка.
Ловкий повар, бойко смахнув с пальца горячую жижу, скороговоркой поясняет:
– Э, вшистко едно![7]
«Черный» и его овчарка едят очень часто, но все одну и ту же горохово-бобовую тюрю. На второе им носят чай. Ни «яйко», ни «млеко», кажется, не интересуют хозяев повара-познанца.
Ровно в полдень черный немец и овчарка выходят «на шпацир». «Черный» идет впереди, подтягивая левую ногу, за ним – овчарка, сзади марширует познанец. Хотя у «черного» нет никаких знаков отличия, встречные немцы, завидев его, деревянно стучат каблуками. Но, миновав опасность, некоторые переглядываются с денщиком, и тогда познанец тоже начинает подтягивать ногу и ковылять.
Однажды «черный» заметил это. Он подозвал познанца и начал, как парикмахер, спокойно обрабатывать его физиономию оплеухами. Овчарка по долгу собачьей службы беззвучно оголяла клыки, но в глазах у нее чисто собачье удивление: перед нею было существо, которое не огрызается и не убегает, когда его бьют.