— Куда мы едем? — спросила Гленна.
— У него здесь дом. — Кинг пожал плечами. — Туда и едем.
Они с трудом втиснулись в мокрый микроавтобус. Гленна открыла для себя новый вид приключений — гонку под проливным дождем по мокрым дорогам, многие из которых казались узкими, как ивовые прутья.
Перед глазами мелькали живые изгороди, усыпанные яркими цветами фуксий, а влажные изумрудные холмы, подпиравшие скучное серое небо, тянулись до самого горизонта. Гленна видела домики с клумбами у дверей, не совсем такие, как в видении, но очень похожие, что вызвало у нее невольную улыбку.
Когда-то тут был ее дом. И возможно, еще будет.
— Я знаю это место, — пробормотал Хойт. — Эту землю.
— Послушай. — Гленна похлопала его по руке. — Конечно, кое-что тут осталось по-прежнему.
— Нет, именно это место и эту землю. — Наклонившись, он схватил брата за плечо. — Киан.
— Не отвлекай водителя. — Киан сбросил его руку, свернул в просвет между живыми изгородями и помчался по узкой извилистой дороге в самую чащу леса.
— Боже, — выдохнул Хойт. — Боже правый.
Каменный дом застыл среди деревьев, тихий, как гробница. Старый, приземистый, с выступающим зубом башни и каменными фартуками террас. В полутьме он выглядел забытым гостем из другого времени.
У двери росли цветы: розы, лилии и широкие тарелки георгинов. Между деревьями виднелись высокие стебли пурпурной наперстянки.
— Он сохранился, — взволнованным голосом произнес Хойт. — Выжил. Все еще стоит.
Гленна снова сжала его руку. Теперь она все поняла.
— Это твой дом.
— Тот самый, что я оставил несколько дней назад. Почти тысячу лет назад! Я вернулся домой.
Дом изменился. Мебель, краски, свет и даже звук шагов по паркету — все было другим, превращая знакомое в неизвестное. Хойт узнал несколько вещей: пару подсвечников и сундук. Только стояли они не на своих местах.
Дрова были сложены в камине, но еще не зажжены. И нет собак, свернувшихся на полу и стучащих хвостами в знак приветствия.
Хойт ходил из комнаты в комнату, словно призрак. Возможно, он и был призраком. Он родился в этом доме и прожил здесь почти всю свою жизнь. Здесь он играл, работал, ел и спал.
Но с тех пор минули столетия. Так что в каком-то смысле его жизнь здесь же и закончилась. Радость от встречи с родным домом постепенно сменилась печалью и тоской по утраченному.
На стене, в стеклянной витрине, Хойт заметил один из гобеленов матери. Он подошел ближе, дотронулся до стекла, и мать предстала перед ним, как живая. Ее лицо, голос, запах были не менее реальными, чем окружавший его воздух.
— Это последний гобелен, который она ткала перед…