— сказала Вера, сверкая глазами.
Кингсли стало жалко девушку, но поделать он ничего не мог. Она хотя бы была постарше Виолетты. Оставалось только надеяться, что, выражаясь словами Шеннона, она знает правила.
Кингсли вышел из паба и, закинув на плечо ранец, отправился ко входу в вокзал. Здесь было полно гражданских — стояли в несколько рядов на тротуаре, начали занимать и мостовую. Когда намечалось наступление на Западном фронте, это была обычная картина. Кингсли вспомнил пару случаев, когда преследование заканчивалось тем, что преступник нырял в толпы зевак, собравшихся посмотреть, как будут развозить на автобусах раненых. Кингсли знал из разговоров с английскими солдатами, что зеваки их раздражают.
— Они думают, коли кинули нам пару папирос, значит, внесли свой вклад, поддерживали боевой дух. Ничего подобного. Они ничего для нас не делают, им просто любопытно, и они ищут бесплатных развлечений. Может, они потом по пути домой благодарят Бога, что это не они сидели там в бинтах и истекали кровью словно кучка чертовых мумий в борделе.
Кингсли протолкнулся через толпу в здание вокзала. Здесь царило столпотворение. Прибыл поезд с ранеными, а еще пара поездов с английскими солдатами должны были вот-вот отправиться на фронт. Кингсли прислонился спиной к одному из многочисленных киосков, предоставлявших услуги по обмену французских денег для «офицеров и солдат», и закурил сигарету перед посадкой в поезд.
В вагоне народу было битком, но хотя бы были свободные места. Он втиснулся в купе второго класса, в котором разместилась дюжина других офицеров, и попытался уснуть. Однако поспать не удалось: ему было слишком неудобно, в голове роились мысли об Агнес, Джордже и деле, которое он должен расследовать.
И все же первая часть путешествия оказалась роскошной, куда хуже было пересекать Ла-Манш. Во время предыдущего рейса на пароме перевозили лошадей, которых в армии было много тысяч. Для перевозки людей паром слегка почистили, а точнее, просто навалили соломы на лошадиный навоз.
Дул сильный ветер, и лил дождь, многих тошнило. Народу было полно, и вонь рвоты, смешанная с вонью лошадиного навоза, навсегда осталась в памяти всех собравшихся на борту. Несмотря на огромное количество понесенных потерь, британская армия на протяжении войны продолжала расти, отчасти потому что Королевской медицинской службе все лучше и лучше удавалось штопать раненых и отправлять их обратно на фронт. Миллионы людей держали в руках оружие, и Кингсли казалось, что все они плыли с ним на этом пароме.
Прибыв в Булонь, новобранцы растеряли все романтические иллюзии о встрече с прекрасной Францией, потому что с парома их сразу же повезли к железной дороге. И если паром был куда менее удобный, чем поезд из Ватерлоо, то поезд из Булони оказался еще хуже парома. Кингсли никогда в жизни не видел такого длинного: сорок вагонов. Тридцать шесть из них были грузовыми для лошадей, или, точнее, для лошадей или людей, потому что, как и паром, поезда использовались для перевозки и тех и других. На каждом вагоне было написано: «ЛЮДЕЙ: 40. ЛОШАДЕЙ: 8».