Прибыв в Булонь, новобранцы растеряли все романтические иллюзии о встрече с прекрасной Францией, потому что с парома их сразу же повезли к железной дороге. И если паром был куда менее удобный, чем поезд из Ватерлоо, то поезд из Булони оказался еще хуже парома. Кингсли никогда в жизни не видел такого длинного: сорок вагонов. Тридцать шесть из них были грузовыми для лошадей, или, точнее, для лошадей или людей, потому что, как и паром, поезда использовались для перевозки и тех и других. На каждом вагоне было написано: «ЛЮДЕЙ: 40. ЛОШАДЕЙ: 8».
— Это значит сорок человек или восемь лошадей или сорок человек и восемь лошадей? — спросил Кингсли у измотанного начальника станции.
— Очень смешно, сэр. Знаете, сколько раз я это слышал?
Однако вопрос был искренний. К счастью, дальнейшие события показали, что людей вместе с лошадьми отправлять не собирались. Но благодарить за эту маленькую любезность желания не возникало. Для офицеров было зарезервировано четыре вагона, но, взглянув на них, Кингсли понял, что они не намного лучше вагонов для лошадей; многие двери отсутствовали, имелись переломанные деревянные сиденья, и народу внутри было полно. Кингсли, разумеется, был офицером, но на пароме он обнаружил, что солдаты ненавидят военных полицейских так же, как преступники ненавидят гражданскую полицию. В толпе он выделялся фуражкой и нашивками штабного офицера, и он решил пока что снять и их, и знаки отличия. Кингсли нужно было прощупать настроение солдат, среди которых ему предстояло проводить расследование, и ему вряд ли это удалось бы, если бы его сторонились как прокаженного.
Он решил пообщаться с рядовыми и забрался в один из солдатских вагонов. Здесь никаких удобств не было — разве что несколько охапок соломы. На деревянном полу красовалось выжженное пятно — видно, солдаты, чтобы не замерзнуть, некогда тут грелись. Огромные плакаты грозили тюремным заключением всякому, кто решит разжечь костер.
— Здесь всегда так сурово? — спросил Кингсли у втиснувшегося рядом с ним солдата; по его обветренному лицу было понятно, что солдат он бывалый.
— Всегда. Ничего не изменилось, по крайней мере, с 1915 года, когда я первый раз сюда попал. Куча народу, кучи дерьма.
Кингсли поверить не мог, что именно так Британская империя относится к своим героям. Людей, которые по собственной воле шли навстречу верной смерти, перевозили в вагонах для лошадей. Он подумал, что путешествие, слава богу, будет коротким, ведь до пункта назначения было меньше сотни миль. О чем и сказал сидящему рядом солдату.