— А-а, о-о, а-а.
— С пулей в голове, говорите? Она не прошла навылет?
— Нет, вся кровать была в крови, но ничто не указывало на то, что пуля вышла из затылка. Когда его перевернули, я увидела, что выходного отверстия не было.
— О-о, а-а-а, о-о, а-а-а.
— Видимо, у него был очень крепкий череп. Как долго Аберкромби жил в этой комнате?
— Он пробыл здесь неделю.
— Что вы можете о нем сказать? О его поведении? Настроении?
— А-а-а, о-о-о.
— Ну, он не лежал, словно в трансе, и не издевался над собой, как этот парень. Я бы сказала, что он был скорее вымотан эмоционально, нежели контужен. Он был очень тихий, но в здравом рассудке. Полагаю, мы бы дали ему неделю-другую отдохнуть, немного привели его в порядок и отправили обратно на фронт. Знаете, что бы там ни говорили, нам удается отправить три четверти из них обратно. Симулянтов в британской армии нет.
— А-а-а-а-а-а-а!
Пациент закричал, и они оба повернулись как раз в тот момент, когда он кончил.
— Не знаю, откуда у него берется такое количество, — сказала Муррей. — Кажется, у него бесконечный запас.
Она нашла полотенца и вытерла мужчину.
— Спасибо, Мод, это было прекрасно, — пробормотал пациент.
— Он всегда благодарит Мод, — объяснила сестра Муррей. — Не знаю, кто такая эта Мод, но, наверное, девушка она очень усердная.
Смотреть здесь больше было не на что, поскольку место убийства было тщательно вымыто и здесь побывало множество людей, поэтому они оставили стонущего мужчину наедине с воспоминаниями о Мод.
— Кто собирал его личные вещи? — спросил Кингсли, когда они снова оказались в коридоре.
— Я. Я отправила их в Англию, в палату лордов. Вещей было немного. В окопах мало места для барахла.
— Что-нибудь интересное нашли?
— Нет. Все самое обычное. Две рубашки, двое теплых кальсон, две пары носков. Расческа, зубная щетка. Все в таком духе. Да, одно было странным. У него был только один сапог.
— Правда?
— Да, я нашла только один, хотя приехал он сюда, полагаю, в двух.
— Он мог утопить сапог в болоте, так часто бывает.
— Да, но он пробыл у нас несколько дней.
— У него была другая обувь?
— Мы выдаем пациентам спортивные тапочки для занятий спортом, если у них нет своих. Может, он ходил в них и не беспокоился о сапогах.
— Возможно. Что-нибудь еще?
— Да нет, больше ничего интересного.
— И вас это не удивляет?
— Что?
— Что этот невероятно популярный поэт, которому завидует и которого обожает весь народ, не держал среди своих личных вещей ничего интересного. Ни заметок, ни набросков. Ни стихов.
— Он бросил писать.
— Да, именно это он всем и говорил.
— У него была чистая бумага.