делают все полицейские, и не знает, что такое зеленый конверт.
Кингсли понадобилось некоторое время, чтобы переварить услышанное, и ему стало стыдно. Он был поражен, что двадцатидвухлетняя девушка сумела так легко раскрыть его обман.
— А-а, — только и сказал он. Кингсли понял, что попался и оправдываться бессмысленно.
— Кстати, к вашему сведению, есть только один способ послать письмо в обход цензуры — отправить его в зеленом конверте. Всю почту с фронта просматривают, за исключением писем в заветном зеленом конверте. Его получают раз в месяц, если повезет.
— И эти письма не проходят цензуру?
— Считается, что не проходят.
— Спасибо, — тихо сказал Кингсли. — Я этого не знал.
Некоторое время они молчали, а дождь шел все сильнее. Сестра Муррей по-прежнему держала его за руку, но Кингсли это не смущало. В обычных обстоятельствах он бы смутился, но сейчас почему-то чувствовал себя спокойно.
— Значит, вы гражданский? — спросила она.
— Скажем так, я получил офицерский чин… недавно. Совсем недавно.
— Хорошо. Это значит, что я не нарушила правило.
— Какое правило?
— Никогда не относиться хорошо к полицейскому.
— Увы, сестра Муррей, я все-таки полицейский, хоть и не военный.
— Вот черт! Ну и ладно, нет правил без исключений. Кстати, меня зовут Китти. Сокращенное от Кэтлин.
— Значит, я могу называть вас Китти?
— Надеюсь, именно так вы и станете меня называть.
Она действительно сжала его руку? Ему вряд ли показалось.
— Ну и что же обычно содержится в зеленом конверте? — спросил он.
— Две вещи. Секс и жалобы. Именно эту информацию солдат хранит в тайне. Свои эротические фантазии и свое мнение о начальстве, которое обычно как раз и читает письма. Конечно, в основном там секс. Секс. Секс. Секс. Кажется, это единственное, о чем здесь все думают.
— Понятно.
Дождь пошел еще сильнее, и навес из листьев защищал от него все меньше и меньше.
— Вы вся промокнете, — сказал Кингсли. — Возьмете мою шинель?
— Если вы настаиваете, — ответила она.
Наконец забрав у нее свою руку, Кингсли снял шинель и протянул вперед. Одной рукой она взяла шинель, а другой снова ухватилась за руку Кингсли. Затем он услышал, как шинель упала на землю. И в тот же миг она притянула к себе Кингсли, засунула его руку себе под блузку, уже расстегнутую в предвкушении, и положила ее на свою обнаженную грудь.
— Современные девушки, — прошептала она, — такие прямолинейные.
Грудь была маленькая, но удивительно крепкая и упругая. Кожа была очень влажная, и сосок, прижавшийся к ладони Кингсли, стал вдруг большим и твердым. Кингсли не убрал руку. Он ничего подобного не ожидал и даже не думал об этом, но теперь, когда это случилось, он был опьянен. У него пересохло в горле, и каждый нерв в теле ожил. Не задумываясь ни на секунду, он протянул вперед другую руку и притянул ее к себе. Она была по меньшей мере на фут ниже его, и чтобы ее поцеловать, ему пришлось оторвать ее от земли, прижимая к себе одной рукой, а другой лаская ее грудь.