— добавил он, взял молодого человека за руку и повел к бархатному дивану. — Каждая жирная мамаша сует мне под нос свою до тошноты тощую дочурку, надеясь выдать ее замуж за знаменитость. Боюсь, шансов на это совсем немного, несмотря на мольбы моей
собственной мамочки.
Аберкромби положил руку юноше на колено.
— Ну а вы кто же, друг мой, — поинтересовался он, — помимо того, что вы очаровательный молодой человек, не разбираетесь в музыке, но замечательно смотритесь в шелковом халате?
— Я — Стэмфорд, — ответил юноша дрожащим от напряжения голосом.
— Ну, Стэмфорд, и что привело вас в «Пансионат Бартоломью»?
— Мне рассказал о ней приятель, с которым мы развлекались в Харроу… Мы с ним иногда общаемся, и он сказал, что мне… будут здесь рады.
— И он не ошибся.
— Мы в школе были… «друзьями».
— Ты хочешь сказать, что этот чертяка бессовестно тебя использовал.
— Я был не против.
— Могу поспорить, что ты был не против, мой прекрасный друг. И здесь, в клубе «Лиловая лампа», мы все можем притвориться, что мы по-прежнему в школе, верно?
Аберкромби наклонился и поцеловал Стэмфорда в щеку. Юноша покраснел и широко улыбнулся.
— Я так надеялся, что мне удастся увидеть вас здесь, — сказал он. — Знаете, мы отправляемся в один и тот же полк.
— Надо же, мой дорогой, ну и совпадение! Возможно, мы окажемся в одной луже. Ты сможешь помассировать мои затекшие ноги, а я потру твои.
— Это правда так ужасно? Я беседовал с несколькими парнями, они говорят, там все довольно мрачно.
— Они не солгали тебе, юный Стэмфорд, только гам не просто мрачно, а мрачнее некуда.
Они придвинулись поближе друг к другу, Аберкромби обнял юношу за плечи и налил ему и себе еще шампанского с коньяком.
— Вам-то что, — сказал Стэмфорд, — вы ведь ужасно храбрый.
— Ужасно, дорогой. Я просто увешан медалями. Даже подумываю переделать парочку в серьги. Они будут так красиво смотреться на параде!
— Вот видите, вы можете даже шутить на этот счет. У меня так никогда не получится. Я боюсь, что струшу и всех подведу.
— Вот что я тебе скажу, — ответил Аберкромби, — давай не будем говорить об этом, ладно? Давай представим себе, что никакой войны нет и в помине и военная служба нас интересует только потому, что можно соблазнить какого-нибудь уступчивого гвардейца, когда нам захочется чего-нибудь погорячее.
Аберкромби снова поцеловал Стэмфорда, на этот раз в губы. После поцелуя юноша нервно улыбнулся и взял маленькую кожаную папку, лежавшую рядом с ним на бархатных подушках. У Аберкромби сразу же вытянулось лицо.
— Милый мой, пожалуйста, прошу тебя, не говори, что у тебя здесь стихи.