— Слушай, — предложил Упырев, — поехали теперь к морю, а? Искупаемся, отдохнем…
— А спать где будем? Может, сначала ночлег поищем?
— В крайнем случае можно и в машине… Только комары сожрут.
— Ну, ладно, поехали.
Они спросили у шашлычника, как проехать к морю, и, не торопясь, тронулись указанным путем. До воды оказалось совсем недалеко — метров двести. Они выехали на самый пляж: влажный плотный песок держал не хуже асфальта. Небольшая волна, посверкивая в лучах заходящего солнца, накатывалась на сушу с мерным, монотонным плеском. А на плоском камне у самого берега сидела девушка. Сидела и кидала в воду камни.
…Когда Гульнару спрашивали о профессии, она всегда отвечала:
— Комсомольский работник.
Действительно, еще будучи школьницей, она вошла в бюро обкома, после школы стала секретарем райкома, затем обкома, потом ее перевели на работу в столицу…
Но тут все кончилось. Советский Союз распался, Туркменистан стал независимым, и комсомол сразу закрыли. Как будто его никогда и не было. Нет, появился какой-то другой союз — типа юных туркменбашистов. Но в нем все должности были уже на общественных началах. Иными словами, за работу в этом союзе денег не платили.
Впрочем, про Гульнару не забыли: дали работу в несуществующей общественной организации. Однако там, в отличие от туркменского комсомола, была зарплата. Не ахти, конечно, но прожить можно.
Еще через некоторое время, когда в молодом государстве начали формировать всякие государственные органы, в связи с нехваткой кадров (сказался отток русского и прочего нетуркменского населения) вспомнили о комсомольских работниках. Их брали на не очень высокие, но серьезные должности. Серьезными в Туркменистане считались должности, на которых можно было воровать или брать взятки. Гульнара стала заместителем министра культуры. Тогда это было модно — назначать на такие места молодых девушек. Возможно, потому, что они нравились президенту.
Но на Гульнару положил глаз не президент (что случалось нередко), а вице-премьер, курирующий культуру. Был он еще не стар, очень неглуп, по-мужски привлекателен. И обхаживал он ее не грубо, как обычно делают туркменские начальники, а тактично: например, вызывал к себе якобы на доклад, а потом приглашал в комнату отдыха, где был накрыт столик на двоих с коньяком, фруктами и шоколадом. Или, заканчивая разговор о делах, как бы невзначай говорил:
— Мне вот тут в подарок безделушку привезли… А она мне ни к чему. Забери, если нравится… — и протягивал коробочку с красивым дорогим перстнем.
Какой же девушке не понравится? Ей нравилось, что министр, ее прямой начальник, никогда не позволяет себе говорить с ней на повышенных тонах, что секретарша пропускает ее в кабинет к вице-премьеру без очереди и с любезной понимающей улыбкой. Что греха таить — очень нравились ей и золотые цацки с рубинами, сапфирами, бриллиантами. А больше всего нравилось, что ей твердо обещана через некоторое время должность министра — вместо нынешнего. Одним словом, Гульнара стала его любовницей. Она знала, что у него кроме нее есть еще две семьи, официальная и неофициальная, и что в этом смысле от него ждать нечего. Поэтому старалась только ни в коем случае не забеременеть, что, видимо, и его вполне устраивало.