— Очень рад видеть тебя, Пауль, — сказал барон, протягивая руку племяннику. — Добро пожаловать!
Молодой человек с трудом скрывал свое смущение. Он вовсе не таким представлял себе дядю и встречу с ним. Весь благородный облик барона и спокойная серьезность обращения совсем не соответствовали тому эксцентричному портрету, который рисовала ему фантазия. Пауль заговорил о том, как рад увидеть дядю, и о своем давнишнем горячем желании лично поблагодарить его за его неизменное великодушие. Но Верденфельс, по-видимому, не придавал большого значения ни высказываемой племянником радости, ни его благодарности. Не отвечая ни слова, он жестом пригласил молодого человека сесть и сам последовал его примеру.
— Ты, вероятно, поражен, видя Фельзенек в его настоящем состоянии? — начал он. — Ты помнишь его развалиной?
— Я все более и более удивляюсь тому, что ты сделал из старых каменных обломков, — вполне серьезно ответил Пауль. — Восстановил старый укрепленный замок во всей его красе!
— Насколько, разумеется, это оказалось возможно сделать с помощью добытых старых планов и чертежей; постройка продолжалась несколько лет и была закончена лишь прошлой осенью.
— А ты сам все-таки живешь в старой башне, которая одна уцелела от прежних времен?
— Да, и рассчитываю там остаться.
— Зачем же было тогда строить замок, если ни ты, ни кто другой не живет там?
— Зачем? — спокойно повторил барон. — Просто для препровождения времени: ведь надо же что-нибудь делать. Одно только жаль: с окончанием такой постройки исчезает и всякий интерес к ней. С той поры, как Фельзенек приведен в надлежащий вид, я стал к нему совершенно равнодушен.
В безмолвном удивлении смотрел молодой человек на своего родственника, который «для препровождения времени» истратил сотни тысяч на такую постройку, а затем потерял всякий интерес к своему созданию.
— Во всяком случае ты устроил величественную резиденцию в уединении, среди высоких гор, — произнес он после некоторого молчания. — Ты, вероятно, неутомимый ходок по горам, дядя Раймонд?
— Нет, состояние моего здоровья не допускает такого напряжения.
— Но ты, конечно, страстно любишь охотиться здешних горных лесах?
— Я никогда не охочусь.
— Или ты в ничем не нарушаемой тишине предаешься научным занятиям? Это, кажется, всегда было твоей любимой склонностью?
Верденфельс покачал головой.
— Так было в годы моей ранней юности, теперь я очень мало занимаюсь наукой. Любители не могут постоянно находить в этом одинаковую привлекательность.
— Но, Боже мой, что же в таком случае привязывает тебя к этому месту? — воскликнул Пауль. — И что ты собственно любишь здесь, что так отдаляет тебя от всех людей?