— Благодарю тебя, — несколько принужденно произнес он наконец. — Я не ожидал, что ты так отнесешься к этому, но постараюсь лучше отплатить за твою доброту, чем делал это до сих пор.
Раймонд Вендерфельс устремил на своего молодого родственника испытующий взор, но лицо его оставалось по-прежнему равнодушным.
— Это порадует меня... ради тебя. А теперь больше об этом ни слова! Все, что нужно, высказано и улажено, и должно быть предано забвению! Ты, надеюсь, доволен своими комнатами? Ты привез с собой собственную прислугу?
— Да, старика Арнольда, который всегда при мне.
— Он, кажется, уже давно служит у вас?
— Более сорока лет. Я получил его в наследство от моих родителей.
— И ты, вероятно, очень привязан к нему?
— Разумеется! — ответил Пауль, втайне удивляясь, что столь ко всему равнодушный дядя так подробно осведомлялся о совершенно неизвестном ему старом слуге. — С самого раннего детства я всегда находился под исключительным надзором, он даже уверяет, что «воспитал» меня. Мы всегда с ним воюем, так как он при всяком случае позволяет себе разыгрывать моего повелителя; но я прекрасно знаю, что он предан мне душой и телом, да и сам я не мог бы обойтись без него и его вечных проповедей.
— На некоторые посягательства таких старых слуг надо смотреть сквозь пальцы, — сказал Верденфельс. — Они считают себя как бы членами семьи и до известной степени имеют на это право. Не отпускай своего Арнольда!
— Ты заинтересовался им? — спросил Пауль, которому в этих словах почудилось какое-то особенное значение. — Он был бы счастлив, если бы ему было разрешено представиться тебе, дядя Раймонд.
Барон сделал отрицательное движение.
— Нет, я не люблю видеть около себя чужие лица. И вот что еще, Пауль: выкинь из наших разговоров слово «дядя»! Положим, мы с твоим отцом были двоюродные братья, но разница в летах между тобою и мной не так велика» чтобы оправдывать титул «дяди».
Пауль с удивлением смотрел на дядю, которому оказалось всего тридцать четыре года и которого он до сих пор считал, по крайней мере, лет на десять старше. Конечно, лицо у него было еще совсем молодое, но поразительная бледность и несколько глубоких морщин делали ошибку Пауля вполне простительной.
— Что касается твоего дальнейшего местопребывания, — продолжал Раймонд, — то ты пока останешься здесь. Я знаю, что тебе не того хотелось бы, но считаю, что лучше не подвергать тебя сразу новым искушениям, которых ты не избежал бы, если бы я отправил тебя в столицу. Конюшни в твоем полном распоряжении, ты можешь ездить верхом ив экипаже, куда тебе угодно; в здешних горах превосходная охота, библиотека замка также вся к твоим услугам. Впрочем, тебе волей-неволей придется мириться с одиночеством и скукой Фельзенека. Сам я буду с тобой редко видеться, я не люблю, чтобы нарушались мои привычки. В течение зимы, вероятно, найдется для тебя какая-нибудь деятельность, которая обеспечит тебе в будущем прочное положение. А теперь — прощай на сегодня!