— А нормальные московские номера. На машинах они вроде бы есть. А мой источник откопать их не смог. Пропущены они в милицейском компьютере, понимаешь?
— Круто, — сказала Таня. — Как я понимаю, это ты меня пугаешь. Допустим, я испугалась. А ужас наводить?
— Сооружу-ка я нам кофейку. — Гаршин потянулся к стенному шкафу. — А ужас будет, будет… Я тебе сказал, что это задание — признание твоего мастерства в нашем деле?
— Да, да, — кивнула Таня. — Давай я чашки сполосну.
— Чистые вроде, — сказал Гаршин, выставляя на стол банку растворимого кофе, коробку с сахаром и чашки. Потом он нагнулся, и под столом зашипел не успевший остыть электрический чайник. После одного знаменательного пожара электронагревательные приборы были в редакции под строжайшим запретом. На случай внезапного обыска для чайника оборудовали специальную нишу в деревянном фальшборте, заслоняющем батарею отопления. Как в шпионских романах — с потайной дверцей, открывавшейся нажатием в строго определенном месте.
— Так вот, — продолжил Гаршин, добывая из стаканчика с карандашами и ручками чайную ложечку. — Тебе пора расти. Бегать за привидениями и восхищаться экстрасенсами — это для тебя уже детский уровень. Нужно брать покруче. В конце концов, слабакам и шизофреникам в аномальной журналистике не место. Место в ней умным, эрудированным, уравновешенным и самую малость стебанутым. Как раз таким, как мы с тобой. Но здесь, чует мое сердце, понадобится женская рука. Объяснить почему?
— А то! — сказала Таня. — Туман же сплошной.
— Понимаешь, — Гаршин честно глядел Тане в глаза, — дело крайне непростое. Загадочные силы в нем замешаны. И силы эти странные попали в такую ситуацию, когда дальше отмалчиваться и прятаться им вредно. Того и гляди, мы напишем о них черт знает что. Куда удобнее взять нашего человека и рассказать ему ровно столько, сколько им выгодно. Плюс навернуть полкило лапши на каждое ухо. А грамотно организованные пи-ар[2] — это в первую очередь грамотно подобранные уши для развешивания лапши. Смекаешь?
— Не маленькая! — почти всерьез надулась Таня.
— Очень хорошо, — кивнул Гаршин, бросая в чашки сахар. — Тогда должна понять, что, если пойду я, они будут напряжены. Потом, меня кое-кто еще помнит по старым временам… А если явится девочка симпатичная, ресницами похлопает — вот как у тебя это замечательно получается, — они и расслабятся. И лапши тебе, конечно, повесят на уши не по полкило, а по целому пуду. Но ты наверняка уловишь женской своей интуицией то, чего не замечу я. И уясни позицию: у газеты на них вроде как компромат, но они сами первые на нас вышли и сами заявили, что хотят все объяснить…. Понимаешь этику ситуации?