Тосканини был искренне доволен, что в общем-то не очень часто бывало с ним. Желая выразить певцам свое расположение, он пригласил всех нас к себе на вечер, который никогда не сотрется из моей памяти.
Это было 14 декабря 1947 года. Все мы, счастливые, собрались вокруг нашего дорогого маэстро, понимая, что это неповторимый день в нашей жизни. Тут были тенор Рамон Винай, сопрано Эрва Нелли, меццо-сопрано Нан Мерримен, тенор Лесли Чебей, баритон Ньюмен, бас Никола Москона, тенор Вирджинио Ассандри, хормейстер, я с женой, маэстро Пеллетье. Были и близкие Тосканини — синьора Карла, дочь Ванда, сын Вальтер с женой Чией Форнароли [10].
Когда начали расходиться, маэстро отвел меня в сторону и сказал:
— Я научу тебя петь Фальстафа, и ты будешь его петь со мной. Приходи.
Пять дней спустя я дебютировал в «Метрополитен» в роли Тонио в «Паяцах» под управлением Джузеппе Антоничелли, с большим успехом у критики и публики.
Между тем приближалось рождество, и я отправился к Тосканини в Ривердейл поздравить его. Он прочитал отзывы о моем дебюте.
— Я слышал, — сказал он, — ты с успехом пел «Паяцев» в «Метрополитен». Молодец! Если помнишь, Вальденго, — добавил он, — в последний раз, когда все собрались у меня, я сказал, что хочу научить тебя петь Фальстафа, и я это сделаю. Хочу оставить молодого певца, который умел бы исполнять эту оперу в соответствии с моим замыслом, как я уже делал это со Стабиле.
Потом он заговорил об исполнении «Отелло», о том, как он слушал пластинки, которые записал его сын Вальтер. Он сказал, что все прошло очень хорошо, что даже хор пел великолепно.
— Подумай только, — заметил он, — хор, состоящий сплошь из иностранцев, а как хорошо пел! И оркестр играл отлично, а ты ведь знаешь, сколько трудностей в партитуре «Отелло». Даже соло контрабасов не было фальшивым. Я просто очень доволен. Что же касается вас, певцов, то все вы были на высоте. И моя совесть по отношению к Верди чиста, потому что я сделал все, что мог. Совершенства не существует, к сожалению. Но повторяю, все вы пели очень хорошо.
Должен добавить, — продолжал маэстро, — что не припомню, чтобы когда-нибудь пели лучше «Аве Мария» и Песню об иве. Нелли была прекрасна в этой партии. Музыка эта кажется легкой, но эти чистые ре становятся трудными, если раскрыть карты… Представь, Верди в Песне об иве поставил три piano. Многие сопрано тут спотыкаются. И ты и Винай тоже молодцы. Я-то знаю, что значит оказаться перед публикой… А в концертном исполнении это еще труднее — ведь нельзя двигаться.