Ожидание затянулось, и Блэр решила хоть как-то рассеять скуку. Она вспомнила свою первую ночь в Ирландии и то, как ей улыбнулась удача, когда на темной, пустынной дороге спустило колесо.
Тогда врагов было трое, а элемент неожиданности, который она внесла, усилил ее преимущество. Вампиры не ожидали, что их отдубасят монтировкой — особенно хрупкая на вид женщина. И уж точно не предвидели, что она вытащит деревянный дротик и прикончит их.
Эти двое — если вернутся — тоже ни о чем не догадаются. Только ей нужно помнить, что на этот раз не следует обращать демонов в прах. Нелегкая задача для охотника на вампиров.
Отец не одобрил бы эту вылазку, подумала Блэр. Враги должны быть убиты — без размышлений. Быстро и эффективно. Никаких уловок или разговоров. Разумеется, он постарался бы убить Киана. Родство, воля богов — все это не в счет. Отец никогда не стал бы сотрудничать с Кианом, сражаться с ним бок о бок. И даже тренироваться. И тогда один из них — а возможно, и оба — были бы уже мертвы.
Наверное, именно поэтому выбор пал на нее, а не на отца. Именно поэтому — теперь, сидя в засаде на разбитой лесной дороге, Блэр призналась себе в этом — она не сообщила отцу о Киане. Вряд ли отец читал ее письма, но Блэр все равно не решилась рассказать о союзе с вампиром.
В охоте на этих тварей не может быть никаких союзов — по крайней мере, по мнению отца. Только ты и враг. Черное и белое, жизнь и смерть.
Есть еще одна причина, почему ей не добиться одобрения отца. Не только потому, что она не сын, а дочь. Кроме черного и белого, Блэр увидела серый цвет и засомневалась в правильности своих жизненных установок. Потому что, подобно Ларкину, чувствовала — и не раз — жалость к тем, кого уничтожала. Она знала, что сказал бы отец. Мгновение жалости или угрызений совести может привести к колебаниям. А секунда колебаний — это смерть.
Отец прав, подумала Блэр. Но не совсем, потому что, кроме черного и белого, есть и другие цвета, тот же серый, например, да еще и с разными оттенками. Она может чувствовать жалость и в то же время исполнять свой долг. Должна.
Разве она не стоит сейчас здесь, живая? И, черт возьми, она намерена и дальше оставаться живой. Ей только хотелось узнать, первый раз после Джереми, возможна ли жизнь, наполненная чувствами. Блэр уже давно не позволяла себе задавать вопрос, может ли кто-то любить ее. Теперь у нее есть Ларкин, и ей хочется верить, что он любит ее. По крайней мере, это похоже на любовь, которую стоит желать. Возможно, со временем их чувство превратится в любовь. Такую, которой она еще не знала, которая разрушает все преграды. Это жестоко, просто жестоко, что у них так мало времени. Они не могут разорваться между двумя мирами.