Лэндерс знал его в лицо, не раз видел на территории госпиталя и на наградной церемонии, но никогда не представлял его таким здоровенным и неприступным.
В последний момент, перед тем как открыть дверь в кабинет полковника, Лэндерс усилием воли собрал остатки мужества, стараясь не упустить то, что внушил ему своим обликом грандиозный, раздвигающий стены экс — чемпион в тяжелом весе.
Он-то и повлиял на его первый же ответ полковнику, а может, и на все остальные.
— Ничего, сэр, — отчеканил он, вытянувшись в положении «смирно». — Мне нечего сказать.
— Вольно! — сказал Стивенс. — Вам должно быть известно, — продолжал он язвительно, но уже несколько мягче, — что майор Хоган выдвинул против вас обвинения по четырем пунктам.
— Так точно, сэр.
— Насколько я могу судить, майор Хоган имел для этого достаточные основания, не так ли?
— Совершенно верно, сэр, имел, — сказал Лэндерс твердо, порадовавшись про себя, что в кабинете нет Джека Александера. При нем было бы куда труднее.
— Вы набросились на офицера с кулаками, ударили его, завязали драку в рекреационном зале в присутствии двух десятков свидетелей. Когда майор Хоган сделал вам замечание, вы обругали и оскорбили его, к тому же угрожали силой. Затем вы сбежали и пять суток пробыли в самовольной отлучке.
— Все правильно, сэр.
— И вам нечего сказать?
— Нечего, сэр.
— Ни единого слова в свою защиту?
— Да, сэр, ни единого, — упрямо повторил Лэндерс. Самый подходящий момент выразить сожаление. Он не воспользовался им. Ему не хотелось приносить извинения. Он кипел от злости на вопиющую несправедливость. Его сейчас не остановил бы и Джек Александер, будь он тут.
— Я могу умыть руки и предоставить событиям развиваться естественным путем, — нажимал полковник. — Тогда вы предстанете перед военным судом, и вас наверняка приговорят к тюремному заключению сроком от трех до шести месяцев. С лишением звания и денежного довольствия всех видов.
— Я знаю, сэр, — сказал Лэндерс не моргнув глазом, хотя никак не предполагал, что может дойти до такого.
— М-м, как я понимаю, майор Хоган не исключает возможности взять назад свои обвинения, — пустил Стивенс пробный шар и умолк.
Лэндерс как воды в рот набрал.
— Полагаю, мне удалось бы убедить его это сделать.
— Вы позволите мне говорить откровенно, сэр? — спросил Лэндерс. — Если по совести, мне наплевать, как он поступит. — Ну вот, высказался. Александер вряд ли одобрил бы его, и Уинч тоже. Скорее всего, нет.
Стивенс откинулся в кресле, рассеянно переложил бумаги, заметив при этом, как слегка подрагивают от вспышки гнева пальцы. Видит бог, он проявил максимум терпения в отношении этого желторотого юнца.