— Скажите, Лэндерс, вы не сидели в военной тюрьме? — Полковник взял себя в руки и говорил спокойнее.
— Нет, сэр, не приходилось.
— Там не церемонятся, смею вас уверить.
— Могу я говорить откровенно, сэр?
— Говорите, — кивнул Стивенс.
— Лейтенант, о котором идет речь, посягнул на честь нашей роты и моих товарищей по оружию. Он не имел права говорить, вот нас бы в Европу, тогда мы узнали бы, что такое настоящий бой. И в рекреационном зале ему тоже нечего делать. Он предназначен для рядового и сержантского состава. Ему, видите ли, захотелось поиграть в пинг-понг.
Теперь о майоре Хогане. Он обвинил меня в симулянтстве, когда остановил около зала. Он сказал, что если я могу играть в пинг-понг и пускаю в ход кулаки, то мне надо быть на фронте, а не симулировать и не отсиживаться в госпитале. Поэтому я и обругал его и тоже обозвал. Что до угрозы силой — да, я сказал, что у меня руки чешутся стукнуть его как следует. Но я этого не сделал. Я мог…
— Почему вы допустили самовольную отлучку?
— Потому что сыт по горло, вот почему! Сыт по горло госпиталем и персоналом, войной сыт и вообще всем остальным. Майор Хоган — он просто недостоин быть офицером. Он не умеет относиться к людям по-человечески, это вам кто угодно скажет. И никакой он не врач, на гражданке к нему никто не пошел бы. Рассуждать легко… А он знает, что такое настоящая опасность? Он под огнем был? Видел, как рядом с тобой человека в клочья разносит?… Меня, наверно, убьют. Я и не жду ничего другого. А его не убьют, и вас не убьют, и большинство из здешних тоже. Он не имеет права быть врачом. Не имеет права находиться на такой работе. Его давно бы выгнали, если бы в армии были справедливые порядки.
Он умолк.
— Это все, что вы имеете сказать? — спросил Стивенс.
— Все, сэр, — выдохнул Лэндерс.
— Ясно. Вы свободны.
— Слушаю, сэр. Хотел бы только добавить, что я не надеюсь на объективное отношение. На справедливый приговор тоже не надеюсь. Вот почему мне наплевать, что со мной будет. Вся история подстроена с начала и до конца. — Лэндерс отдал честь и сделал поворот кругом.
Он вышел, не догадываясь, что Стивенсу хотелось топать ногами и орать, орать во все горло от ярости ему вслед, но вместо этого он сидел и внимательно разглядывал бледные ногти на руках. Лэндерс не мог догадаться, потому что в голове было одно: только не растеряться перед недовольным грозным Джеком Александером, господствовавшим в приемной.
Стрейндж ждал Лэндерса в отделении — он должен был передать предупреждение Уинча не лезть на рожон и подыграть полковнику. Когда Лэндерс слово в слово изложил Стрейнджу разговор, тот начал материться.