Переступая на цыпочках, они двинулись вперед и вскоре достигли забора из скверно оструганных досок. Забор, хотя и сколочен добротно, все же кое-где зиял щелями. Приложив к одной глаз, устроясь поудобнее, Пушкин увидел небольшой пустой дворик, низкое крыльцо и два окна, от которых на поросшую бурьяном землю ложились два прямоугольника тусклого света. Передвинувшись правее, он достиг калитки, ухватил крайнюю доску тремя пальцами левой руки и тихонечко потянул на себя, молясь в душе, чтобы не скрипнула.
Калитка послушно отошла, почти не производя звуков. Судя по тому, как она подавалась, на другой стороне не имелось ни щеколды, ни крючка, не говоря уж о засове. Обитатели домика проявляли совершенно не свойственную жителям окраин этого города беспечность. Уже сделав шаг во двор, он подумал, что это может оказаться и засадой, но другого выбора не было…
Двигаясь так, чтобы не попасть в полосу тусклого света, он приблизился к окну — чей верхний край располагался низко, на уровне его подбородка — и, пригнувшись, заглянул внутрь. Рядом примостился Красовский, явственно посапывая носом от азарта, а молодой американец встал по другую сторону.
Заглянув внутрь, Пушкин невольно отшатнулся. Сидевший за убогим столом человек был как две капли воды похож на портреты Мрачного Романтика, которого он считал своим учителем в поэзии: то же лицо, поворот головы, кудри…
По обе стороны от него горели свечи в старомодных нечищеных шандалах. На столе перед ним лежали какие-то бумаги, более всего похожие на небрежно выполненные чертежи — ага, те самые, никаких сомнений! — на бумагах, лицом к сидящему, покоился череп — без нижней челюсти, темно-желтый, долго пролежавший, надо полагать, в земле и извлеченный совсем недавно: прекрасно было видно, что бумаги усыпаны землей, кое-где прилипшей комьями к затылку и вискам.
И что-то дымилось тут же в причудливой невысокой курильнице, причем черный дым не растекался по комнате, как ему полагалось бы согласно законам природы, а стоял едва заметно колышущимся столбом, напоминая султан на гусарском кивере. И по стенам маячили странные тени — совершенно непонятно, кто или что их отбрасывает, в комнатушке вроде бы не видно ни одной живой души, кроме сидящего за столом, а впрочем, если поверить господину По, то и двойника великого поэта отнести к живым душам можно исключительно с превеликой натяжкой…
Что-то свисало с потолка на манер то ли толстой паутины, то ли рыболовных сетей — переплетение странной черноты, то ли устойчивый дым, то ли просто клочья мрака, и там, где они пересекались, светился тускло-зеленый гнилушечий свет.