– Ничего, – отвечал он, – приеду – разберемся.
Писем он и вправду не получал, даже сестрам запретил настрого писать, а дружки и не знали, где он, да и Тамара тоже.
А сейчас сидит он в ее доме и не спрашивает у отца ее – из самолюбия, что ли, – ничего о ней. Пьет с ним, с Максимом Григорьевичем, да перекидывается не значащими ничего фразами и напевает.
Но вот повернулся ключик в двери – и она вошла, Тамара, Тамара Максимовна, прекрасная и повзрослевшая, худая и стройная, в черных очках и голубом, летнем уже, пуловере и джинсах. Просто так вошла, а не влетела как ангел, и пахло от нее какими-то духами, выпивкой и валерьянкой, и синяки были на лице ее, хотя тон был с утра уже положен, и густо положен.
Но ничего этого Колька не заметил, потому что нежность, которую копил он понемногу, малыми порциями, превратилась сейчас в огромный ком внутри, и разрывал этот ком внутренности и грудь, вылезал и наружу, и в голову, и Колька не встал даже, а хрипло только сказал:
– Здравствуй, – и повесил в воздух гитару, которая и упала на пол, не повиснув, и треснула, и зазвенела обиженно струнами – дескать, зачем ты так со мной, я все ж таки инструмент нежный.
– Здравствуйте, – ответила и Тамара тихо. Смешалось у нее в головке нечесаной все разом – многовато было для нее на вчера и сегодня. Вчера, когда была она у подруги-актрисы…
С некоторых пор у Тамары завелись подруги из актрис, а эта – Лариса – была разговорницей из Мосэстрады и ездила часто с разными бригадами концертными в разные концы страны, чаще на север, на восток, в глушь, где не надо было особо заботиться о качестве программ, куда редко заедут знаменитости и хорошие актеры с новым и интересным репертуаром, где уровня не требуют, да и не дают – и так сойдет. По три-четыре концерта в день, в месяц за сто перевалит – по ставке, плюс суточные, деньги хоть и небольшие, а жить можно. У Ларисы сидел временный ее сожитель, возивший ее в последние поездки, Володя, парень веселый, добрый и деловой. Пришла к ним Тамара потому, что надеялась поехать с ними в следующую поездку, но оказалось, что в Магадан нужен теперь пропуск, без него нельзя, и они втроем, не сильно даже погоревав об этом, выпили и закусили.
И вот тут-то Лариса – она уже все последние московские сплетни выговорила, всем кости перемыла, про все успела позубоскалить, про все, кроме одного, – вдруг и говорит:
– А у меня вчера Кулешов был Саша с новой какой-то девочкой – из театра, что ли. Хорошенькая такая, молоденькая. Он влюблен, как я уже давно не видела, воркуют они и за ручки держатся, – хихикала она, не замечая вроде Тамариной реакции.