— А она ушла на чей-то день рождения. Так что нам никто не помешает…
Это прозвучало так зловеще, что я отшатнулась. Что это с ним такое? Я с опаской предложила:
— Выпьете чаю или кофе?
Он рявкнул:
— К дьяволу дурацкие чаи! О чем ты говорила с Панкратовым?
Ого, как хорошо работает разведка! Сухо сообщила, стараясь, чтобы голос не подрагивал:
— Во-первых, говорите мне «вы», будьте так добры. Во-вторых, какое вам дело до того, о чем мы говорили…
Дальше сказать я ничего не успела. Он схватил меня, как тигр пойманного олененка, и отнес в мою комнату. Утром я проспала и собрать свой диван не успела, поэтому мы шлепнулись в уже готовую постельку. Евгений был настолько зол и разгорячен, что взывать к его здравому смыслу было бесполезно. Он так зажал меня своими стальными руками, что я не могла повернуть головы.
Мне было и страшно, и весело. Хотя слово «весело» не совсем правильное — меня охватил пьянящий восторг. Ну что ж, чему быть, того не миновать. Зато решать самой ничего не нужно — все решится за меня. Он целовал меня с самозабвением, чуть постанывая от удовольствия. Но вдруг пришедшая ему в голову мысль вытеснила все плотские желания. Он приподнял голову и требовательно спросил:
— О чем вы говорили с Панкратовым?
Одно то, что он без возражений вернулся к чопорному «вы» доказало, как сильно он меня уважает. А может, попросту боится. Да уж, умею я внушить к себе глубочайшее почтение… Шум в моей голове немного утих, и я скучно сказала:
— Вы что, считаете, что в подобном положении удобно разговаривать?
Он с трудом поднялся, не скрывая торчащую ширинку. Я тоже встала, немного смущенная окружающим нас беспорядком. Вышла в коридор и зашла в большую комнату. Там было прибрано, что немного утишило мое задетое самолюбие. Мы сели на разные края дивана, и он снова с напором потребовал отчета. Это было нелепо — я ему ничего не должна. Да и рассказать то, о чем мне говорил Панкратов, не представлялось возможным. Это касалось только нас двоих. Так я ему и сказала. Он пошел гневными пятнами и потряс перед моим носом внушительным кулаком. Казалось, он дошел до последней стадии возмущения. Дальше последует убийство. Мое, разумеется.
Чтобы занять свои блуждающие где не надо ручонки, Евгений вцепился в свои волосы и прорычал:
— Какого лешего я вас встретил! Знать бы, сколько неприятностей вы мне принесете!
Не сдержавшись, я опрометчиво ляпнула:
— Аналогично…
Это оказалось для него последней каплей. Стремительным броском он очутился рядом, и через мгновение мы уже барахтались на нашем чудном немецком ковре. Его руки с силой шарили по моему телу, рот прижимался ко рту. Лежать на твердом полу мне было неудобно, и я, отодрав свои губы от его рта, возмутилась: