Но и четвёртый тоже был мёртв.
— А это кто, Лукьяныч? — озадаченно спросил про него Иоанн.
— Не ведаю, государь, — слегка раздражённо ответил Малюта.
Не его дело было искать воров. Воров искал сам государь — пусть сам и припоминает. Малюта только дознавался до сути воровства.
Иоанн поднял голову пятого пленника. Это был князь Курбатов. Его усадьбу разорили кромешники, от которых убежала Маша.
Курбатов смотрел на царя измученно и безнадёжно.
— Скажи-ка, Митьша, игумену, враг ли ты мне? — спросил Иоанн.
Курбатов перекатил на Филиппа чёрные ядра выпученных глаз.
— Вра-аг… — послушно согласился он.
— И как ты воровал? — Иоанн словно спрашивал урок от ученика.
— Свой полк подвёл ляхам под пушки…
— Эх, Митьша, Митьша… — Иоанн горько повздыхал по-бабьи. — Кто же соблазнил тебя?
— Жигимонт, — с безумной простотой ответил Курбатов.
— Денег, что ли, обещал? — подсказывал Иоанн.
— Не нашли при нём денег, — буркнул Малюта.
Зрачки Курбатова съехали в сторону — князь с трудом припоминал, что следует говорить.
— Деньги новгородцы привезли бы… — вспомнил он.
Иоанн скорбно посмотрел на Филиппа. Курбатов уронил голову.
Филипп знал, как тяжело сейчас державе. Знал, как злобится на Москву Новгород, как зарятся ляхи, как плетут заговоры бояре… И ещё ересь о скором конце света смущает некрепкие умы. Но всё же…
Курбатов теперь сам посмотрел на царя — словно очнулся.
— Казни меня, государь! — разумно и внятно попросил он.
Иоанн опустился рядом с Курбатовым на колени и обнял князя, прижав его голову к своей груди, словно жалел.
— Верю в раскаянье твоё! — со слезой в голосе произнёс Иоанн. — Милости хочешь? — Он поцеловал Курбатова в темя и зашептал на ухо: — Окажу, если дашь слово не являться ко мне…
— Христом богом клянусь! — страстно обещал Курбатов.
Лучины в руке Малюты догорели до пальцев. Малюта выронил лучины, зашипел и замахал обожжённой рукой. Рассыпанные черенки лучин ещё горели на полу.
Иоанн поднялся, перекрестил Курбатова, приобнял Филиппа за плечи и повлёк к выходу.
— И таких, игумен, сотни… — задушевно, с болью негромко говорил Иоанн Филиппу. — Смотришь на них — люди как люди, плачут, каются… А ведь не чужие ворота спьяну своротили — свою державу и государя своего предать хотели… Миловать их?
Иоанн и Филипп только на два шага отошли от пленников — и остановились.
Филипп был потрясён, а потому не мог сопротивляться словам Иоанна. Он не находил возражений — была только вера.
— Миловать, — выдохнул он. — Пусть Господь накажет.
Филипп догадывался, что под пыткой многие наговорили на себя лишнее. Выдали замысел за содеянное. Потому для верности суда надо прощать — вот и всё.