— Ванька, паскудник! — заорал и Филипп. — Кому потакаешь? О Насте своей вспомни!
Колычев кинулся на Филиппа, но тотчас на самого Колычева кинулись опричники.
— Вели казнить!.. — кричал Колычев Филиппу из-под кучи тел. — Или сам тебе горло вырву!
— Вечно будет солнце сиять, и не будет ни дождей, ни снега! — воздевая руки к небу, вещал Иоанн, — Незачем здесь кровля!
Иоанн и Маша стояли на коленях на полу верхнего яруса дворца. Крыши над верхними покоями в Опричном дворце не построили. Безоблачное небо перечёркивали голые стропила.
— Но до этого, сестрёнка, страх будет и трепет, вопли и стенания! — гремел Иоанн. — «…И луна сделалась как кровь; и звезды небесные пали на землю; и небо скрылось, свившись как свиток!..»
— Ну что ещё тут говорить, владыка? — вопрошал Алексей Басманов. — Ты сам слышал. Все сознались. Били мы кого из них, пытали? Нет. Ты сам видел.
Засунув руки за поясок рубахи, Алексей Басманов прохаживался перед троном, на котором, сгорбившись, сидел Филипп. В руке Филипп сжимал царскую печать.
— А показывали они одинаково: Жигимонт, Новгород, государя отравить… Суди давай.
— Не могу… — тяжело сказал Филипп.
— Ведь не шутки тут, владыка, — задушевным тоном Иоанна укорял Алексей. — Заговор. Понятно, не ждал ты измены. А кто же её ждёт? На то и измена, что свои предают. Суди!
Филипп замотал головой.
— Не могу! — простонал он. — Всё как правда, а нету во мне веры!
— Ну, на тебя не угодить! — раздосадовался Басманов.
— Вину их признаю, — проскрипел Филипп, вставая с трона, — а судить не стану!
С громким стуком Филипп швырнул медную печать на сиденье трона и пошёл к дверям прочь из Тронной палаты.
Измученная впечатлениями Маша уснула на лавке в библиотеке Иоанна. Государь бережно накрыл Машу своим халатом, вынул у неё из рук икону и поставил в головах.
Поздно ночью в библиотеку вошёл Филипп.
Иоанн сидел в кресле возле открытого окошка. В окошке сияла луна. Иоанн держал на коленях книгу. То ли он читал при лунном свете, а то ли и без всякого света помнил книгу наизусть.
Филипп уже не находил слов для государя. Всё было сказано — и всё вывернулось наизнанку. Слова расплылись, как рыбы. Филипп ничего не смог опровергнуть. Но он верил, что воеводы неповинны. И эта вера была сильнее всех доказательств их вины.
Иоанн глядел на Филиппа мёртвыми, серебряными глазами.
— Чего домой не идёшь, Филипушка? — шёпотом спросил Иоанн.
— Не могу, — бессильно покачал головой Филипп. — Помилуй воевод.
— Ты же сам их вину признал, — робко и виновато напомнил Иоанн.
— Не верю суду своему, — твёрдо ответил Филипп.