В келье Серафим поставил на приступочек кувшин с водой и положил сверху ломоть хлеба.
— Мати Божия Пречистая, от сети диаволи избави меня, и на путь покаяния настави меня… — молился Филипп.
Серафим никогда не видел, чтобы человек седел так быстро. Осенью Филипп был русоволос, а сейчас, зимой, стал весь белый.
За грехи?.. Да не было за митрополитом ни грехов, ни измен. Это Серафим уже понял. Видно, он, владыка, сдуру попал не на своё место — мужик-то он простой, не семи пядей. Серафим и сам не семи пядей, и его тоже провели. Какой радости он вкусил от опричнины? Всего-то раз пробежал по Москве, как конь, с оглоблей. И теперь — здесь.
А службу не переменить, не сбежать, не пожаловаться. В обитель доползали слухи про то, как по Москве катятся головы недовольных… Узник он, Серафим. Такой же узник, как и бывший владыка. Только вот он-то с государем не ссорился, никому не дерзил…
Тишина и покой монастыря не тревожили Серафима соблазнами мирской жизни. А порядок настраивал на мысли о Боге. Для чего Господь его сюда определил?.. А может, и нет Бога-то, если все здесь без вины — и владыка, и косоглазый парень?..
Серафим уже собрался уходить из кельи, но вдруг почувствовал, что не заметил чего-то очень важного. Серафим быстро осмотрелся.
Оковы!
Митрополит стоял лицом к иконе и молился, а его оковы лежали на полу! Это как так? Они же на владыке были, соединённые цепью!
Серафим упал на колени, схватил оковы и вертел их в ладонях. Кольца оков оставались заклёпанными. Какой же хитростью владыка вытащил из них руки и ноги?..
— Да как же это?.. — вырвалось у Серафима. — Что это?..
Серафим с колен изумлённо глядел в спину владыке.
Владыка обернулся через плечо.
— Позови мне игумена, Серафим, — попросил он.
В голосе владыки была спокойная сила и уверенность воеводы.
Серафим со звоном выронил кольца кандалов, на коленях попятился к двери и перекрестился.
— Господи, спаси!.. — пробормотал он. — Да как же ты?..
До Серафима дошёл смысл слов — и Серафим испугался внезапной власти в речи владыки.
— Сей миг!.. — прошептал Серафим.
Он вскочил, поворотился бежать и налетел лбом на стену.
— Да не убейся ты, молодец, — улыбнулся Филипп.
Серафим прижался спиной к стене, тёр ушибленный лоб, смотрел на владыку и не мог сделать ни шагу.
Филипп молчал, разглядывая ошеломлённого опричника.
— Напрасно ты в кромешники пошёл, — с укором негромко сказал Филипп. — Думаешь, девки не обсмеют косоглазого, если он кромешником будет? Ох, простота…
Серафим задёргался, словно его била изнутри какая-то сила.
— Приведи игумена, — повторил владыка, усаживаясь на свой топчан. — И смотри прямо.