Серафим вылетел из кельи.
Позабыв запереть дверь, Серафим промчался по переходу и выскочил во двор.
У стены под водостоком стояла бочка. Сверху, с толстой сосулины, в бочку изредка капало, и потому ледок не затянул воду.
Серафим навис над бочкой, разглядывая своё отражение.
Косоглазия у него больше не было.
— Исцелил… — беззвучно сказал воде Серафим. — Владыка!
Филипп сидел на топчане в настежь раскрытой келье. Игумен вошёл, остановился у двери и с достоинством поклонился узнику.
— Звал меня, митрополит? — спросил он.
— Я не митрополит, — поправил Филипп.
Игумен сдержанно поклонился.
— Не признаю твоего низложения. Чего хочешь, владыка?
Филипп не стал спорить про низложение. Сейчас это не важно.
— Хочу спасти тебя и братию, — просто сказал он. — От нынешнего дня на третий явится сатанаил. Я умру. Грех моей смерти на обитель возложат и братию перебьют. Бегите.
Игумен выслушал это, не дрогнув лицом.
— Благодарю, владыка. Скажешь ещё чего?
Филипп пожал плечами:
— Всё уже сказано. Ты и сам знаешь. Ступай. Поклонись от меня братии, пусть простит меня. А я за узилище вас не виню.
Игумен сделал шаг к Филиппу и наклонил голову:
— Благослови, владыка.
Филипп поднялся с топчана и благословил монаха.
На заснеженной площади перед входом в храм толпились замёрзшие монахи. За стенами и башнями монастыря пунцово разгоралась утренняя заря, медно отсвечивая на куполе храма, как налив на яблоке. Монахи тихо переговаривались:
— Это что ж такое — храм заперт?..
— И на звоннице никого…
— Уже и за келарем послали — ищут.
— Может, стряслось чего?
— Игумен!..
— Игумен идёт!
К толпе монахов приближался игумен. Правой рукой он небрежно крестил братию, а в левой руке он нёс большое кольцо, на котором звякали ключи. Монахи расступились, давая проход к дверям храма.
— За мной не спешите, братья, — проходя сквозь толпу монахов, предупредил игумен.
Он остановился у двери, выбрал ключ и начал отпирать тугой врезной замок.
— Сами знаете, кто у нас в заточении, — негромко говорил игумен, с трудом поворачивая ключ. — От сего дня на третий суждено ему принять терновый венец.
Замёрзший замок заскрежетал и поддался напору ключа. Игумен потянул на себя высокую, окованную кружевами дверь храма.
Монахи молчали.
Игумен остановил движение двери и посмотрел на монахов.
— Велено мне передать вам, чтобы вы спасались, — сказал он. — Сам я останусь, но вам не судья.
За свою долгую службу игумен много раз говорил эти слова — «Бог вам судья». А на самом деле судьёй был он сам: награждал, корил, наказывал и миловал. Игумен уже решил для себя, что умрёт вместе с митрополитом, и все прежние заботы стали не важны. И поэтому сейчас игумен впервые в жизни ощутил могучую свободу прощения.