Карьера Таруна складывалась еще при короле. Он был одним из тех офицеров, которых король посылал учиться военному делу у великого северного соседа — в Советский союз. Из СССР он привез диплом об окончании военного училища — с ним в армии продвигаться было легко потому что военных специалистов было мало, и русскую жену Наталью.
Тарун, за счет хитрости и полезности — теперь диплом подкреплялся и опытом — умудрился быть на коне и при короле и при Дауде, пригодился он и после Саурской революции — поняв куда идет дело, он вступил в НДПА. Вообще то, по логике вещей он должен был относиться к парчамистам — представителям более образованных и менее радикальных слоев афганского общества. Но так получилось, что вступил он в Хальк — и принимал его туда лично Хафизулла Амин. Он же был его путеводной звездой — всегда и во всем Тарун придерживался своего учителя. И не прогадывал сразу после того, как НДПА в результате Саурской революции пришла к власти, Амину удалось продвинуть своего ученика на один из ключевых постов — начальника Царандоя, народной милиции. Даже после того скандального инцидента с гибелью посла в гостинице Амин снова помог — поставил не куда-нибудь, а в адъютанты самого товарища Тараки, генерального секретаря партии. Правда и условия поставил…
Но нельзя сказать, что Тарун, равно как и многие другие поддерживали Амина исключительно из-за карьерных или денежных соображений. Восток уважает силу и коварство и жестоко наказывает за слабость, даже мимолетную. Тараки был слаб духом, он даже жестокость проявлял половинчатую. Если бы он, например, приказал схватить и расстрелять Бабрака Кармаля — это бы все поняли. А он — просто отправил его и его сторонников послами в разные страны. Это поступок государственного деятеля? Это поступок труса! А вот за Амином видели именно силу — силу, коварство, бешеную работоспособность — и считали что именно то, что нужно Афганистану — это Амин. Не все тогда было просто и описывать Тараки в белых красках, а Амина в черных нельзя…
Тарун нащупал кассеты. Их было много, больше трех десятков. У генерального секретаря постоянно был народ и Тарун как адъютант и секретарь не только решал — пускать их в кабинет или нет, но и — писать разговор Тараки с посетителем или нет. Если писать все подряд — не хватит никаких кассет. Поэтому писалось только то, что представляло интерес — разговоры с советскими представителями (на этом посланник Амина, имевший дело с Таруном настаивал особо, Амина очень интересовала реальная позиция Советского Союза), разговоры с "твердой четверкой" — министром обороны Мухаммедом Асламом Ватанджаром, министром по делам границ Шир Джаном Маздурьяром, министром связи Саидом Мухаммедом Гулябзоем, министром безопасности Асадулло Сарвари. Остальные разговоры писались выборочно, на усмотрение Таруна. Сайед знал, что учитель помнит о нем.