— Что?!
— Простите… командор Али-Бек…
— Вот так. Теперь докладывай.
— Он нашел машину. Покрутился на улице и пошел обратно.
— Он вас не заметил?
— Никак нет.
Полковник, тоже одетый как афганец — но не как пуштун, а как партийный активист, подозрительно прищурился
— Точно нет?
— Точно… господин командор. Мы за ним через НСПУ[21] наблюдали. С крыши.
— Смотрите… Иди на крышу, продолжай наблюдение. Увидишь что необычное — докладывай. Возможно — он тут не один.
— Есть!
Вернувшись в комнату, "командор Али-бек" нашел "муаллима Хафизуллу" в крайне взвинченном состоянии — он ходил из угла в угол как попавший в ловушку зверь. "Командор Али-бек" знал это, если Амин перед подчиненными, перед преданными ему сторонниками держал имидж человека спокойного и рассудительного, то наедине он был тем кем и был. Энергичная и деятельная натура его не давала ему самому покоя.
— Почему мы не начинаем? — этот вопрос он задавал каждый раз, когда видел командора[22] и задал его сейчас снова
— Надо ли вам это, Хафизулла-муаллим? — ответил командор — поймет ли вас партия, если вы начнете первым?
— Партия пойдет за мной! Кто сделал для партии больше чем я? Улик против банды больше чем достаточно.
Бандой Амин называл "группу четырех", сейчас скрывающуюся в посольстве Чехословакии. Уже снятые с должностей они все еще были опасны. Преданных им офицеров на всякий случай тоже арестовали — но всех ли? Амин как никто другой в афганском руководстве знал, что такое афганская армия. Когда они победили- многие офицеры только после этого узнали, что они были в одной и той же партии. Он сам создавал систему партячеек в армии, которая по степени секретности не уступала ячейкам террористических организаций. Слишком много в последнее время произошло всего, слишком много расколов слишком много расколов слишком много разных соблазнов. Слишком!
А ведь еще не все парчамисты в армии вычищены. И это при том, что офицерский состав больше вступал в Парчам, где командовал предатель Кармаль, сын генерала. Для них своей партией был именно Парчам, не Хальк.
В Афганистане нее было армии. Армия была инструментом политической, а не вооруженной борьбы.
— Подумайте сами, Хафизулла-муаллим — все равно Тараки сделает ход. Он остался один и понимает это. Он должен что-то предпринять. Упредить мы успеем, учитывая количество источников информации во дворце Арк. Еще несколько дней — и все закончится.
— А этот мушавер? Почему он следит за нами?
— Это наше дело. Мы ним разберемся.
— Это не только ваше дело! Он следит за мной, не за вами! Возможно он знает, что произошло тогда!