. Врачи, осознавая опасность, старались ее избежать и прибегали к изгнанию плода, только если беременность угрожала жизни матери. Но бывали толки об абортах и в отсутствие доказательств. Юлия, дочь Тита, стала предметом роковой страсти ее дяди Домициана и забеременела от него. Он якобы велел ей избавиться от плода и свел ее в могилу в возрасте около двадцати пяти лет
>{316}. Вольной или невольной была эта жертва преступной любви?
Решившись на такое дело, женщины применяли различные медикаменты, «женские травы» (траву Артемиды, девичью траву, траву для рожениц и др.) или же механические и хирургические средства, подчас крайне опасные. В Тонграх (Бельгия) обнаружили скелет беременной женщины, умершей в результате попытки избавиться от плода: сохранилась костяная иголка, которой прокалывали плодный пузырь. Известен и случай одной жительницы Британии (близ Норфолка), также хотевшей избавиться от ребенка: в ее скелете обнаружен маточный зонд, который мог служить и медицинским целям, но более вероятно, что и он использовался для умерщвления зародыша в утробе. Подсчитать число подобных случаев совершенно невозможно. Кончилось тем, что их запретили законом: Септимий Север и Каракалла постановили наказывать женщину, сделавшую аборт, изгнанием на определенный срок (принимая во внимание, что тем самым она лишила своего мужа ребенка)>{317}, а торговец, продавший снадобье для аборта, убившее женщину, карался смертью>{318}.
С менопаузой жизнь женщины в некотором роде кончалась: потеряв способность рожать детей, она больше не интересовала ни мужа, ни врача. Люди понимали, как им казалось, только одно: женское тело со временем высыхает и больше не нуждается в очищении от жидкостей — менструациях. К этому состоянию женщина клонится от сорока до пятидесяти, иногда несколько позже. Заботливый врач вроде Сорана старался при этом облегчить жизнь своей пациентки некоторыми гигиеническими мерами и упражнениями.
Часто к этому возрасту женщина давно уже теряла красоту, а если она, исполняя свой долг, регулярно рожала, этот неприятный процесс протекал еще скорее.
Волосы, поседев, уже не чаруют.
Ах, как легко, как легко морщины ложатся на кожу
>{319},
Как выцветает у нас нежный румянец лица, —
и поэт, желая женщинам добра, дает им и вправду, быть может, добрый совет:
…Нам облегчения нет в непрерывных утратах
Рвите же розы, пока в прах не опали они!
>{320}Так или иначе все, вместе с Катуллом, говорили, что для истинной красоты недостаточно физического совершенства: нужно очарование, обворожительность, нечто, что поэт называет «крупинкой соли» (mica salis)