Гэвин лежал не двигаясь.
Эванджелина замерла. Ее рука все еще сжимала его копье, источающее жар.
— Что то не так? — спросила она нервно. — Тебе не нравится?
— Нет, — пробормотал он со стоном. — Очень нравится.
Она улыбнулась, крепче обхватила его и снова принялась поглаживать. Его пальцы вцепились в простыню.
Она приостановилась, заметив воспаленную красную линию, пересекавшую бедро. Он получил рану, когда пытался защитить ее.
— Там будет шрам?
Он приподнялся на локте и пожал плечами:
— Не впервой.
Он смотрел на нее. Лицо его было серьезным. Его обнаженное тело было совершенным. Прежде ей приходилось видеть мужчин на разных этапах раздевания, но только в видениях. Она не обнимала ни одного мужчину, не прикасалась к нему, не любила. Все, что Эванджелина знала о любовной игре, она подсмотрела в жизни других. Наконец-то у нее будут собственные воспоминания об этом. Она стянула сорочку через голову и отбросила в сторону. Теперь и она была полностью раздета.
В прохладном воздухе ее соски приподнялись и отвердели. Его орудие продолжало пульсировать.
— Ты прекрасна, — пробормотал он.
Она поднесла руку к голове:
— Мой шиньон совсем распустился.
— Мне нравится, когда твои волосы свободно струятся в беспорядке. Свет от камина придает твоему телу теплый оттенок. Мне бы хотелось написать тебя такой. Совершенно обнаженной.
Эванджелину охватил озноб. Неужели она могла бы позировать в таком виде, позволяя ему перенести на полотно каждый изгиб ее тела? Сама вседозволенность этого делала такую возможность волнующей и эротичной.
— В следующий раз, — пообещала она.
Его полуулыбка не коснулась глаз. Оба они знали, что следующего раза не будет.
— Подвинься на подушках повыше, — потребовала она. — Ляг на середине кровати.
Все еще не сводя с нее глаз, он подчинился:
— Но теперь я дальше от тебя.
— Ненадолго.
Вместо того чтобы снова лечь на подушки, он приподнялся, опираясь на локти, чтобы видеть ее.
В эту минуту она стояла тихо и неподвижно, глядя в упор на темноволосого и темноглазого человека, лежавшего на ее простынях.
Огонь камина бросал оранжевые и золотистые блики на его обнаженную грудь и длинные ноги. Его жезл выдавался вверх и вперед, к животу. Мускулы на его согнутых руках были сильными и жесткими. Его губы казались твердыми и взывали к поцелуям. Подбородок был слегка затенен выступившей щетиной.
Но самым лучшим во всем этом, невероятным, неподдающимся объяснению и удивительным было то, что она могла прикасаться к нему, не опасаясь своих проклятых видений. Она могла дотронуться до него где угодно, целовать его где хотела и сливаться с ним как желала. Он был чудом, даром, ответом на ее тайные молитвы.