— Кто-то запер ребенка одного в автомобиле! — кричит на всю улицу Буквоедка. Несомненно, она из тех, кто в экстренных случаях добровольно берет на себя бремя ответственности. — Нужно сообщить в школу! Вы тут не подежурите? — обращается она к кому-то.
Я слышу, как затихает буханье ее ботинок, и закрываю глаза, упражняясь в технике глубокого дыхания. Надеюсь, стекла в автомобиле достаточно запотевшие. Через некоторое время я слышу еще один голос со стороны проезжей части:
— Вы посмотрите, сколько мусора на переднем сиденье! Яблочные огрызки, шоколад, пластиковые тарелки — невероятно! А что это за жуткие рисунки? — О, Само Совершенство…
— А это не автомобиль Люси? — слышу я голос Прирученного Неотразимца — при иных обстоятельствах он был бы таким желанным! Но не сейчас.
С группой поддержки во главе с директрисой возвращается Буквоедка.
— Миссис Суини, вы там?
С торжественным видом я покидаю авто.
— Мы воссоздавали инсталляцию в духе Трейси Эмин[13] для проекта «Художники мира». Ее название — «Неприбранный автомобиль». — Я говорю взволнованно.
Директриса радостно всплескивает руками:
— Как изобретательно! Мы должны сделать несколько фотографий. Хорошо придумано, миссис Суини. Очень образно! Очень умно!
Она берет за руки двоих старших и ведет их к школе. Сэм бегом возвращается.
— Мама, напомни, пожалуйста, чего я не должен говорить, — шепчет он.
— Не говори, что три из шести рисунков сделала я. И что наша машина всегда так выглядит. Я не прошу тебя лгать, а только экономно обходиться с правдой.
— Это и есть серая ситуация?
— Да.
Стоя на тротуаре и вцепившись Фреду в капюшон куртки, я на краткий миг закрываю глаза. Маленькая передышка. Еще нет и девяти. Когда через мгновение я открываю глаза, Фред со спущенными до щиколотки штанами писает на колесо.
— Мое колесо! — гордо говорит он, но я хватаю его в охапку и затаскиваю назад, в «пежо».
Повернув голову, я вижу, что позади нашего автомобиля на своем велосипеде пристроился Прирученный Неотразимец. Его ноги вывернуты в коленях, на сломанной руке висит шлем. На нем джинсы, он в меру взъерошен и растрепан, его белая футболка вылезает из-под несколько тесноватого ему зеленого пиджака прямого покроя. Вряд ли ему есть дело до производимого впечатления, однако я думаю, что ему все же не безразлично, как он выглядит: обычно, сняв шлем, он тщательно приглаживает волосы, прежде чем предстать перед родительницами.
Там, где разошлись полы пиджака, я вижу наметившееся брюшко, футболка над животом слегка морщинится.
— Это из гардероба моей жены, — сообщает он, оправдываясь, когда ему становится ясно, что я его изучаю, и проводит рукой по пиджаку, как будто приглаживая его по фигуре. Несмотря на это и, несмотря на его северо-лондонскую одержимость красно-белой фасолью борлотти и ездой на велосипеде с фанатизмом, граничащим с религиозным, есть в нем что-то безнадежно непрезентабельное и прямо-таки неприличное. — Хорошо вам думать на своих-то двоих, — произносит он, перекидывая правую ногу через раму и слезая с велосипеда.