— Что это за пугало? — хихикнула Эбба.
— Местный Савонарола, спаситель Хайландета, — проговорил Арне, поправляя темные очки. — Пастор Флателанд. Ну, сейчас он задаст нам перцу!
Пастор взобрался к нам на плато и выпрямился. Его тень накрыла лицо Арне и длинные ноги Танкреда.
— Я слышал, что вы отказались вернуть имение за ту же сумму Эйвинду Доруму? — заявил он, не здороваясь.
Пастор явно старался говорить литературным норвежским языком, но местный выговор все же давал себя знать.
— Совершенно верно, — сказал Арне. — Состоявшаяся сделка не имеет обратной силы — золотое правило бизнеса.
— Но я настоятельно… прошу вас в данном случае нарушить правило. Обращаясь к вам, я действую от лица… да, от лица всего населения.
— Весьма сожалею, но вынужден вам отказать.
— Вы по-прежнему упорствуете в своем намерении устроить в этом доме летний бордель?
— Вы, вероятно, хотите сказать «летний отель»? — с любезной улыбкой осведомился Арне. — Ах, эти иностранные словечки, их так легко перепутать! Да, господин Флателанд, я не отказался от своего намерения. А вы не находите, что пора уже слегка проветрить это затхлое гнездышко?
— Вы упорствуете в своем намерении и не хотите прислушаться к взывающему гласу?
— Будьте уверены, не хочу.
— Но ведь в таком случае вы навлечете проклятие на весь Хайландет, вы накличете беду, способную пасть на голову невинных! Вы отдаете себе в этом отчет? Неужели вы не видите, что превращаетесь в посланника дьявола, в орудие Левиафана?
Голос его нарастал и обнаружил недюжие резервы. Можно было представить, какой популярностью пользовался этот пастор. Его голос во время молитвы, должно быть, звучал как могучий орган или большой оркестр с трубами и барабанами. Медленным крещендо он продолжал:
— Я не только думаю о разврате, который расцветет в этом летнем отеле, обо всех искушениях плоти, кои коренятся в подобного рода современных курортах, где теряют стыд и обнажают свое тело. (Он одарил строгим взглядом Эббу и Монику.) Я не только думаю о пьянстве, азартных играх и непотребной брани, кои, несомненно, воспоследствуют. А возможно еще и танцы в обнимку и богомерзкие кинофильмы? Я знаю, как опасны семена дьявола, как страшны они даже для набожных кротких душ, какой дьявольской силой обладает соблазн греха даже для моих бедных овечек — сестер и братьев нашей святой общины. Вавилонская блудница возжелала осквернить наш Хайландет! Мы будем обороняться! Мы выступим в крестовый поход против новой чумы! Но я думаю не только об этом…
Господин Флателанд сделал паузу, чтобы поддернуть свои нелепые манжеты. Он, разумеется, чувствовал у себя за плечами не только своих «кротких овечек» но и самого Господа Бога. Его правая рука поднялась к небесам драматическим жестом и последовал, так сказать, завершающий аккорд — фортиссимо: