о секретах, Джейми, — я умираю от любопытства: рассказывай давай. Как все, гм, вышло? Чем все закончилось? Каролина дала о себе знать? Должна сказать, мне она показалась… вообще-то я совсем недолго с ней говорила, так? Но в ней было столько
злости, Джейми. Но, может, под конец она немного смягчилась? Не знаю.
— Я мечтаю тебе рассказать, Джуди. Меня просто распирает. Но пока говорить особо не о чем. Слушай, гм, — как насчет погладить меня по голове, а? Просто я, гм…
— Жаждешь?
— Жажду, ага. Вот только что накрыла. По одному пластырю ношу, Мне немного…
— Ну тогда иди сюда. Посмотрим, сможем ли мы немного облегчить твои муки. А потом, когда успокоишься, все мне расскажешь, хорошо?
— Мм, — согласился Джейми. — О да, Джуди. Да. Это необходимо.
О боже, да: да, расскажу. Потому что, ладно, знаете — мне кажется, я это все уложил, аккуратно уложил в голове (столько изменений! Какой прогресс!), но если расставить метки и пройтись по ним еще раз, и чтобы Джуди шла следом (и ах! О да! Ее длинные невесомые пальцы творят доброе волшебство с висками) — все покажется реальнее: прикрепить их… заставить их… засахариться (я редко использую это слово… ооо… ооо… череп размягчился и мне легче… Но я где-то слышал его недавно и… ах да: гирлянда. Там было что-то засахаренное, эвкалипт, что ли, — хотя необязательно…) Однако я должен сосредоточиться.
Я устроил Каролине экскурсию. Показал ей тут все. В день, когда она пришла. Боже — это было так странно, знаете. Я просто не могу объяснить — даже приблизительно. Потому что смотрите — это мой дом, да? Мы это знаем. Печатня. Такая знакомая и такая любимая. И рядом со мной моя жена, ради всего святого, — тоже такая знакомая, ну и, да, ужасно любимая, я в этом не сомневаюсь, верит она или нет (потому что когда-то ни один из нас не верил, это правда). Но сейчас я так ей и сказал. Так прямо и сказал, когда мы ехали вниз на лифте: я люблю тебя, сказал я. Я расскажу вам, как она отреагировала, что сказала, но чуть попозже, если вы не против. Потому что сначала я должен попытаться донести до вас всю странность того, что я чувствовал, гуляя с таким знакомым человеком по своему дому. Я хочу сказать, это не казалось правильным, а я так надеялся. Не склеилось. Но это потому, что Каролина сопротивляется, — я умудрился убедить себя в этом, все из-за ее сопротивления. Потому что Печатня, сами знаете, — она не имеет ничего общего с сопротивлением, да? Сторониться, отступать. Все дело в общности, да? И всеохватности. К тому же время, я знал, утекает сквозь пальцы (мы уже искали Бенни — я прекрасно понимал, что это прелюдия к их уходу), поэтому я, может, немного поспешил? Когда сказал ей начистоту. Что люблю ее.