Эдельман отшатнулся.
— Да вы, оказывается, ещё более сумасшедший, чем я предполагал.
— Отнюдь. Если бы ваш шеф был более откровенен с вами, вы бы знали, что в омуте нашего достославного ордена наряду с одиозными прожектами водятся весьма дельные идеи. И идея Европейской Конфедерации — самая ценная из них. Ради неё мы обязаны выстоять.
— Послушайте, вы вообще отдаёте себе отчёт в том, что фюрер…
— Да к чёрту фюрера! Скоро те силы, которые не дают окончательно развалиться этой смердящей куче падали, наконец приберут его гнилую душонку, и тогда наша страна сможет начать новую жизнь. Но до того момента нам необходимо продержаться…
Эдельман воззрился на Штернберга как на помешанного.
— Что вы, в самом деле, несёте?
— Такая вероятность есть, так сказали руны. Мои руны никогда не лгут.
— Вы ненормальный. Единственное, что сейчас может принести мир Германии…
— Скорейшая капитуляция? — ядовито-насмешливо воскликнул Штернберг. — В таком случае заранее готовьте себе пеньковый галстук, сударь! И исправляйте ваши карты. Потому что на новых картах Германии не будет! Вам этого надо?!
— Союзники не пойдут на такую крайность…
— Вы сначала полюбуйтесь на то, что они сделали с нашими городами!
— А что вы собираетесь сделать с целым миром? В той войне, которую вы нынче готовите…
— Победителей не будет? То же самое говорили, когда в воздух поднялись первые бомбардировщики.
— Но Соединённые Штаты…
— Верно, ведут аналогичные разработки в области вооружений. Именно поэтому наша задача — успеть раньше них.
— Европа…
— Напротив, вся Европа сама пойдёт за нами, когда в наших руках окажется оружие нового типа.
— А…
— И здесь вы заблуждаетесь. Нам будет значительно проще заключить мирный договор с западными державами, поскольку им нужна сильная Германия, способная противостоять Советскому Союзу.
— Чёрт возьми, прекратите! Прекратите читать мои мысли, вы мне слова сказать не даёте!
От колонн слабо отозвалось эхо, его тихий возглас утонул в холодной тишине. На минуту в церкви воцарилось тяжёлое молчание.
— Так что ж вы ничего не говорите? — спросил Штернберг. — Нечего?.. Зато у меня есть ещё пара вопросов.
— Я кое-что понял, — вдруг произнёс Эдельман. — Вы даже не столько карьерист — и уж конечно не безмозглый фанатик — вы именно вот это: агрессивный идеалист. Самая скверная разновидность.
— Это диагноз? — ухмыльнулся Штернберг.
— Нет. Это приговор. Пуля ещё найдёт вас. Пуля из вашего собственного пистолета, в тот самый день, когда вы осознаете, насколько глубоко заблуждались. Чего я вам искренне и желаю.
— Благодарю. Но пророк из вас ни к чёрту. Что же касается моего следующего вопроса, то он таков: пан Габровски заодно с вами?