— Садись сюда. — Он указал на высокий табурет посреди комнаты, напротив большого старинного зеркала на медных лапах. — Будем превращать тебя в образцовую блондинку, как на плакатах Союза немецких девушек. Никакой магии, одна химия. Потом сменишь эту униформу на что-нибудь более симпатичное, и Франц тебя сфотографирует.
— Доктор Штернберг, а зачем всё это нужно?
Дана явно была не в восторге от перспективы стать блондинкой. По правде сказать, Штернбергу и самому было страшно жаль её мягких, душистых, ласкающих взгляд тёмно-русых локонов, которым грозила пошлая участь быть изведёнными едкой отравой до неживой сухости и вульгарной желтоватой белизны.
— Дана, я всё объясню, только немного позже. А пока — пожалуйста, делай так, как я говорю, это очень важно. Садись и накрой плечи вон тем полотенцем.
Используя аптечную мензурку, Штернберг смешал раствор перекиси с водой, добавил пены для бритья и нашатырного спирта. В готовый состав он обмакивал кисточку из бритвенного прибора и быстрыми движениями наносил снадобье на волосы притихшей девушки, перед этим не забыв смазать ей кожу у кромки волос вазелином.
— Откуда вы вообще знаете, как всё это делается? — спросила Дана, несколько растерянная от его решительных действий.
— Подслушал как-то раз мысли одного парикмахера из женского отделения, покуда мне в мужском настоятельно предлагали сделать приличную стрижку, — пошутил Штернберг. — Я знаю всё на свете, — легко добавил он. Отражавшаяся в зеркале нежная девичья улыбка действовала на него хлёстче самой крепкой выпивки. Следующие полчаса он дурачился, развлекая тихо сидевшую перед зеркалом Дану, выглядевшую особенно беззащитной с зачёсанными наверх слипшимися волосами.
Позже Франц принёс два ведра тёплой воды, и Штернберг тщательно промыл Дане волосы, склоняя её голову над большой лоханью, сначала с мылом, затем просто водой и, наконец, водой с уксусом. Он долго вытирал её волосы полотенцем, наслаждаясь тем, что она расслабленно-покорно стоит в его объятиях и смотрит с загадочным ожиданием — вот так же и вчера, стоило ему объявиться в школе, она всё ходила за ним как привязанная и пыталась поймать его взгляд, и при любом удобном случае трогательно липла к нему, пока он не отправил её прочь, на что она, похоже, обиделась, но ненадолго. То, как она откровенно к нему ластилась, ещё недавно могло бы напрочь лишить его рассудка, но теперь, в тени нависшей угрозы, не столько будоражило чувственность, сколько вызывало щемящую жалость и острое раскаяние.
— Доктор Штернберг, не уезжайте больше никуда, — попросила Дана, в то время как он бережно расчёсывал её влажные волосы. — Или, если вам так уж надо уехать, берите меня с собой. Мне без вас очень-очень плохо…