«Альрих, да вы же очень страшный человек», — с восхищением сказал тогда Зельман.
Штернберг, по своему обыкновению, лишь тихо усмехнулся. Что же он успел сотворить с этими желторотыми новобранцами, в результате какого чёрного колдовства они всего за несколько дней превратились в таких вот ассасинов, идеальных рабов, готовых на всё ради своего господина? Незабываемо было лицо того пепельноволосого парнишки, которого Штернберг придержал за руку, — несколько долгих секунд солдатик взирал на оккультиста с фанатическим, самоотречённым, сверхъестественным обожанием, и было очевидно, что ничего-то на всём белом свете солдатику больше не нужно, только чтобы командир стоял рядом и держал его за руку…
— Однако же страшный вы человек, Альрих, — благодушно повторил сейчас Зельман с оттенком откровенно отеческого любования. — Я говорю о вашем умении внушать людям покорность. Пользуетесь наработками Хаусхофера, признайтесь-ка, так? Или у вас есть собственные секреты?
Штернберг не ответил. Усевшись в кресло напротив Зельмана и, очевидно, неожиданно вспомнив что-то, проверил все карманы и в конце концов достал небольшой золотисто посверкивающий предмет, вроде медальона. Вещица была на длинной цепочке — Штернберг покачал её из стороны в сторону, показывая Зельману. Это был талисман из двух сложных рун.
— Вам предстоит поездка в Берлин, так что возьмите вот это. — Штернберг протянул амулет. — Этот оберег сочетает в себе «Солнечный щит» с «Карой богов», так что он обезопасит вас не только от недоброжелателей, но и от бомбардировок. Последнее проверено.
— А как же вы?
— Да я и сам по себе неплохой талисман…
Амулет на ощупь был очень тёплым. По полированной поверхности плыло и скользило расплавленное золото бликов. Зельман подержал его в ладони, словно взвешивая, а затем строго поглядел на Штернберга.
— Альрих, я очень надеюсь на ваше благоразумие. Делайте лишь то, что в ваших силах, и не более того. А то знаю я вас…
Штернберг торопливо вскинул руки жестом преувеличенного отказа:
— Вот только не надо, прошу вас, беспокоиться тут совершенно не о чем.
— Я не беспокоюсь, я предупреждаю. А после того, как вся эта суета уляжется, на девятое ноября я — мы все, и Гела в том числе — ждём вас в Кройцбурге. Считайте, что это приказ. Вам ясно?
— Так точно, — усмехнулся Штернберг.
В Кройцбурге находился семейный особняк Зельмана (ранее принадлежавший какому-то еврею из промышленников и подвергшийся «ариизации»).
— Я знаю, вы давно не были дома, — продолжил Зельман. — Похоже, вас там не очень-то жалуют, а вам явно требуется отдых. Причём вовсе не тот, что подразумевает под собой шумную компанию и выпивку, — что бы там ни говорил ваш Валленштайн, а я всё прекрасно вижу.