Никогда не получали они подарков. Кроме того случая, когда всучили им по одному сухарику и жмени семечек, сказав, что у них праздник… Сухарик проглотили не жевамши, семечки изгрызли, а праздник тем и запомнился, что еще хотелось! Да не дали!
Теперь они не знали, что со свертками делать. Разворачивать или не разворачивать, а может, поскорей их отнести в заначку да спрятать! Пока не отобрали!
Регина Петровна все поняла.
— Мы сейчас вместе посмотрим, что там…
Она взяла сверток у Сашки, который сидел ближе, и развернула газету.
А там, сверху, лежала рубашка, новая, голубая, с воротником и с пуговицами. А под рубашкой лежали штаны. Тоже голубые. С карманами. А еще там были ботинки, желтые, высокие, с желтыми шнурками, с широким языком. А еще платок в клеточку: как тетрадь по арифметике, и круглая шапочка с цветными узорами. Шапочку называли тюбетейкой. А Сашка сразу сказал:
«Тютюбейка». И все дружно засмеялись.
Только Колька вдруг сморщился и тихо, тихо шепнул, почти пискнул в миску: «А мне?» Он забыл, оказывается, что у него на коленях такой же сверток.
И все опять тогда засмеялись и стали разворачивать его газету, и там все оказалось то же самое, но другого, уже зеленого, цвета.
Ребят попросили примерить подарок на себя.
Напряженно сопя, с оглядкой, они ушли за угол и стали одеваться.
И хотя при этом братья не сказали друг другу ни словечка, они знали, что каждый из них думает и переживает.
У Сашки спина чесалась от волнения, даже красные пятна выступили, это Колька заметил. А у самого Кольки вдруг задергалась левая нога, и он никак не мог попасть ею в штанину.
Он сказал подавленно:
— Иди первый! Ты умный!
А Сашка ответил:
— Ты тоже не дурак! Чего это я пойду!
— Я боюсь, — тогда сознался Колька. — Я никогда так не ходил.
— И я не ходил. Думаешь, личит? Или — не личит?
Колька посмотрел на Сашку и зажмурился. Ни фига себе, подумалось, каждый день так ходить. В глазах рябит. И вообще, не одежда это для колониста, сопрут сразу. Кто увидит, подумает, что они не колонисты, а какие-нибудь жулики! Разве у нормального человека может быть столько на себе добра! Показаться бы, да в заначку! А потом на барахолку! С руками спекулянты оторвут!
Но Колька ничего подобного не сказал, он будто себя увидел со стороны. Произнес, вздохнув:
— Красивый.
— Ты тоже!
— И это… Как будто не ты, а фон-барон!
— А у тебя хрустит? — спросил Сашка.
— Где?
— Везде. И жмет еще… Может, пуговицы оторвать?
— Оторвать можно, — сказал, подумав, Колька. — Только жалко. Они вон как блестят!
Переговаривались бы долго, медля выходить. Но все пришли к ним сами. Демьян озадаченно развел руками и произнес чудное. Он сказал: «Да-а. Как антилегенты!» Мужички замерли от восторга. Регина Петровна захлопала в ладоши, заплясала на месте.