Однако, насколько она знала, у Арни отсутствовали детские иллюзии, которые искушали других детей и иногда сбивали их с пути истинного. Он обладал чувством собственного достоинства, а не подростковым эго, которое позволяло бы ему воображать себя исключительным то ли в своих способностях, то ли в судьбе. Казалось, он знает, какой мир его окружает и какие в нем живут люди, а потому держался со всеми ровно и уверенно.
Эта уверенность брата производила впечатление на Карсон, которая помнила его аутистом, когда его все дико пугало. Он жил тогда по заведенному порядку, малейшее отклонение от которого повергало его в ступор. Но теперь это ушло.
Приняв вызов Арни, Девкалион вновь сел за стол. Скаут оставалась на сгибе его локтя. Свободной рукой он сделал ход, вроде бы не задумываясь о последствиях.
Арни нахмурился.
– Ты ошибся. Слон просто молил о том, чтобы ты им пошел.
– Да, я его слышал, – ответил Девкалион. – Но ладья принесет мне больше. Ты сейчас увидишь.
– Как жизнь в аббатстве? – спросил Майкл, подсаживаясь к столу.
– Как и везде, – ответил Девкалион. – Полна смысла снизу доверху и загадочна, куда ни посмотри.
Карсон заняла последний оставшийся стул.
– Почему мне вдруг стало… как-то не по себе? – спросила она.
– Так уж я влияю на людей.
– Нет. Не ты. Причина, по которой ты появился здесь.
– Почему я появился?
– Понятия не имею. Но знаю, что это не импульсивный праздный визит. Нет в тебе ни импульсивности, ни праздности.
Теперь его глаза пульсировали внутренним сиянием, которое появлялось время от времени. Девкалион не мог объяснить, что это за сияние, хотя и говорил, что, возможно, это отблески странной молнии, которая дала ему жизнь в лаборатории двумя столетиями ранее.
– Я понял, – Арни не отрывал взгляд от шахматной доски. – Я-то думал, что выиграю в пять ходов.
– Ты еще можешь выиграть, но не в пять ходов.
– А мне кажется, что я уже проиграл.
– Варианты есть всегда… пока их не остается.
– Что бы ни привело тебя сюда… – заговорил Майкл, – нам теперь есть, что терять, и идти на риск все сложнее.
Девкалион посмотрел на малышку, сидящую у него на руке.
– Она может потерять больше, чем любой из нас. Ее жизнь только началась, а если он добьется своего, то она не сможет ее прожить. Виктор жив.
В четырех милях от города Эрика свернула с автострады на дорогу с гравийным покрытием, с обеих сторон которой росли громадные сосны. Саму дорогу перегораживали мощные ворота, сваренные из стальных труб, и Эрика открыла их, нажав кнопку на пульте дистанционного управления.
Их дом находился за холмом, так что с автострады увидеть его не представлялось возможным. Длинная подъездная дорожка упиралась в двухэтажный кирпичный дом с гранитными подоконниками. Оба крыльца, парадное и заднее, построили из серебристого кедра. О каком-то архитектурном стиле говорить не приходилось, но дом производил впечатление. В таком мог жить вышедший на пенсию судья или сельский врач, короче говоря, человек, который ценил аккуратность, порядок и гармонию, причем не за счет красоты.