— Да.
— Почему?
— При таком сценарии я не мог промахнуться, — ответил Бонд без сомнений.
Йордан немного помолчала.
— Пожалуй, я тебе поверю. Раз ты владеешь словами «вектор стрельбы» и «сценарий», то, наверное, знаешь, куда попал.
Скажи она так раньше, это была бы насмешка над его склонностью к насилию и презрением к закону; теперь же — самое обычное замечание.
Они немного поболтали о семье Йордан, о жизни Бонда в Лондоне и о его путешествиях.
На город опускалась тьма. Стоял тихий осенний вечер, какими славятся эти широты Южного полушария. Огни неподвижно сияли на суше и неспешно плыли по зеркальной глади воды. На усыпанном звездами небе чернели силуэты королевских гор Кейптауна: Столовой и Львиной Головы.
Со стороны гавани донесся заунывный баритон корабельного гудка.
Возможно, это как раз одно из судов с грузом продовольствия. Или катер с туристами возвращается с экскурсии по тюрьме на острове Роббен, где в годы апартеида много лет сидели в заточении будущие президенты Южной Африки Нельсон Мандела, Кгалема Мотланте и Джейкоб Зума. А может, круизный лайнер, отправляясь в следующий порт назначения, созывает на борт усталых пассажиров, нагруженных завернутыми в целлофан ломтиками билтонга, бутылками «Пинотажа» и кухонными полотенцами черно-зелено-желтых цветов Африканского Национального Конгресса и уносящих с собой море впечатлений об этой противоречивой стране.
Бонд махнул официанту, и тот принес меню. Йордан протянула руку, коснулась его локтя, и они снова обменялись улыбками — уже не столь мимолетными. И все же, несмотря на примирение, Бонд знал, что после ужина отправит ее на такси в Бо-Каап, а сам вернется в номер и завтра утром улетит в Лондон. «Определенно», как сказал бы Квалене Нкоси.
Да, когда-то давно Джеймс Бонд находил успокоение в приятной мысли, что рано или поздно найдется женщина, которая идеально ему подходит, с которой он сможет поделиться всеми тайнами. Поделиться своей жизнью. Теперь же он понял, что женщина обречена играть в его удивительном мире лишь крохотную, второстепенную роль. В конце концов, он вечно в движении, а жизнь и спокойствие зависят от того, сколь быстро и бесстрашно он сможет мчаться, чтобы не упустить добычу и уйти от преследования.
Не зря в изящном двустишии, которое вспомнила Филли Мейденстоун, говорилось, что тот быстрей, чей путь одинок.