— Да-да, совсем забыл… Тут, Павел, дело большое… Важное строительство. А работают военнопленные… Особый лагерь…
— Но где же мы находимся?
— Вот чего захотел! А дьявол его знает, где!.. На острове — и это все, что известно… Ясно только, что у черта на куличках.
— Неужели нет у острова названия? Как-нибудь зовут же его…
— Пленные, Павел, зовут его островом Истребления. А наши никак не зовут… Остров — и все… Но ты не думай, что тут работы мало… Тут, брат, такие дела развертываются, что будет жарко… — Нагнувшись к Борщенко ближе, Шакун ощерил большие желтые зубы и заговорил тише: — Тут у славян заговор… Готовится побег… Я — в курсе.
— Что значит — у славян?
— Ну, у русских и других, родственных… Главный у них — Смуров. Но он не один. У них — комитет. Я — в полном курсе. Мы потом их всех накроем и главарей повыдергаем… Вот когда потешусь досыта!..
Борщенко сжал челюсти, чтобы сдержаться.
— Что с тобой? — удивился Шакун, видя, как передернулось лицо Борщенко.
— Зуб схватило, — процедил тот.
— А-а-а! Рассказывали, что ты зубами полтинники перекусывал. Попортил, что ли?
— Да… А много обо мне в Киеве слухов ходило?…
— Неужто не знаешь?
— Кое-что, конечно, знаю, но не все… Интересно, что приходилось слышать тебе?
Шакун долго и восторженно рассказывал, какими легендами среди власовцев было окружено имя Черного ворона в Киеве… Борщенко слушал с отвращением, но внимательно, запоминая все, что относилось к его кровавому двойнику…
— Ну, а знаешь ты мою настоящую фамилию?
— Нет. Уж больно ты, Павел, засекретил себя…
— Ну, а где я родился? Сколько мне лет?
— Откуда мне знать… Ведь всего три раза я с тобой и встречался близко. А сам ты о себе ничего не рассказывал. Называли и твою фамилию, но я забыл… Говорили, будто у тебя есть родственники в Харькове… Правда это?
— Может быть… — Борщенко неопределенно пожал плечами. — А от начальства обо мне никогда ничего не слышал? Как оно относилось ко мне?
— Этого не знаю… Майор Кунст со мной ни разу не разговаривал. А капитан Мейер — тот только рычал всегда…
Борщенко помолчал, запоминая фамилии…
— А что же ты не выпил и рюмки? — подозрительно спросил Шакун. — Подменили, что ли, тебя?
— Мне нельзя пить! Вернусь в камеру, и вдруг — выпивши. Откуда?…
— Ах, да-а… Ты вперед смотришь… — Шакун снова потер скулу. — А мне сегодня один из твоей камеры в морду заехал!..
— Ну, мне, пожалуй, пора, — забеспокоился Борщенко, не слушая. — А то расспросов не оберешься…
Шакун осоловело посмотрел на Борщенко.
— Да, да… Пить пей, а дело разумей…
— Мне надо в камеру, Федор. Пошли!
— В камеру? А ты слышал мои слова? Меня один из этих сегодня в морду двинул! Понимаешь — меня! Но завтра он узнает, что значит ударить Федора Шакуна!..