Никому…
Знаете… Долгое время я думал – с чего все началось? Когда мы начали гнить заживо? Ведь все те, которые появились потом – они же не на ровном месте возникли? А потом понял – вот с этого. С того самого, когда мы начали молиться на валюту, тряпки всякие. Когда пошло вот это вот "процентщичество". С этого все началось – а кончилось, сами знаете чем…
– Бывает… – Константин Иванович с сочувствием смотрел на меня – я тоже, знаешь сколько раз в людях ошибался, Серега… Когда работаешь на моем месте – разно или поздно перестаешь верить всем – без исключения. Не бери в голову. И так теперь – получается, надо весь персонал посольства опрашивать…
– Все равно не верю – упрямо сказал я, потому что ничего другого в голове не было. Вот не верю – и все тут…
– Дело твое… Но поможешь?
– Я же на работе постоянно…
– Так и я тоже. У меня между прочим подсоветный теперь автомат себе завел – и таскает везде с собой, даже на совещания берет. А все равно дело доводить до конца надо…
Афганистан, Кабул
Здание министерства обороны
30 сентября 1978 года
– Ты себя плохо чувствуешь, товарищ Сергей?
Я оторвался от бумаг, на которые последние десять минут тупо пялился, пытаясь осознать, что в них написано, поднял глаза на Мустафу…
– Нет. С чего ты взял? И потом – сколько раз тебе говорить, чтобы ты меня просто Сергеем называл или Серегой, а не товарищем Сергеем…
– Да ты бледный сегодня весь, как будто температура у тебя. И на часы постоянно посматриваешь. Если у тебя температура – так ты иди, я работу за тебя закончу. Надо к доктору идти, зачем больным на работе сидеть?
Я улыбнулся…
– Спасибо, Мустафа, но я здоровый. Честно, здоровый. К доктору мне не надо.
– Ну, смотри. Сейчас опасно, осень, многие из советских с открытыми окнами живут и простужаются. Воздух холодный с гор идет…
– Я с закрытыми окнами живу…
С самого утра я чувствовал себя и в самом деле скверно – не из-за простуды, нет – я был здоров. Почему-то меня потрясло то, что сказал Горденко. Я сам копался в себе и не мог понять – что же вызвало во мне такие чувства…
Ну, сказал человек такое о Михееве – и что? Он же должен был на допросе правду сказать, верно ведь? Верно. Он ее и сказал – какой бы она не была. Почему он до этого ничего не сказал? А как он должен был сказать? Такое горе, тело в Москву отправляют – а он должен был выйти вперед и сказать: "А вы знаете, товарищи, ведь покойник то спекулировал вовсю, ростовщичеством занимался и вообще позорил звание советского гражданина! Вот ведь как!". Так, что ли? Да нет, конечно. А как тогда? Мне наедине сказать? А с чего он должен был это сделать? Ну бред же в голове, самый настоящий бред..